Архитектор Душ V (СИ) - Вольт Александр

Я тут же отскочил в сторону, разрывая дистанцию и восстанавливая дыхание. Сердце колотилось в горле, грудь вздымалась, по вискам тек пот. Руки слегка дрожали от перенапряжения.

Настасья сбежала с крыльца и бросилась к мужу, который продолжал выть, баюкая ногу.

— Саша! Господи, Саша!

Я стоял в паре метров от них, опершись рукой о ствол дерева, и смотрел на поверженного гиганта. Мир пульсировал перед глазами, а в голове шумела кровь, постепенно успокаиваясь и оставляя легкую головную боль.

— Я же сказал, — произнес я хрипло, сглатывая вязкую слюну. — Выслушай.

Сестра рухнула на колени прямо на землю, не заботясь о дорогом платье, и склонилась над мужем. Ее руки, унизанные кольцами, порхали над его ногой, боясь прикоснуться, словно она ожидала увидеть открытый перелом или торчащую кость. Но нога выглядела абсолютно целой.

Александр, сжав зубы так, что побелели желваки, издавал сквозь них свистящие, полные боли звуки. Его лицо покрылось крупными каплями пота, а глаза, в которых еще минуту назад горел огонь безумия, теперь были наполнены слезами боли и непониманием.

— Саша, родной, что с тобой? Где болит? — причитала Настасья, и в ее голосе слышалась паника.

Я стоял в стороне, прислонившись плечом к шершавому стволу дерева, и ждал, пока дыхание выровняется. Грудь все еще ходила ходуном, а в висках пульсировала неприятная, но сносная боль в качестве расплаты.

— Через пару минут отпустит, — сказал я спокойно, стараясь, чтобы голос не выдавал моего состояния. — Это не травма. Просто болевой шок.

Муж сестры дернулся, услышав мой голос, и попытался приподняться на локтях, но новая вспышка боли заставила его со стоном откинуться обратно на траву. Он уставился на меня снизу вверх, и в его взгляде смешались страх и ярость.

— Что ты сделал⁈ — прорычал Александр, ошарашенно переводя взгляд то на свою казалось бы целую ногу, то на меня. — Ты мне колено сломал, урод⁈

— Нажал на болевую точку, — ответил я сухо.

— Какую еще, к черту, точку⁈ — взревел он, но тут же снова скривился.

— Ту самую, где проходит малоберцовый нерв, — пояснил я тоном лектора на кафедре анатомии. — Кратковременный паралич, острая боль, потеря координации. Ничего серьезного, если не считать уязвленного самолюбия. Встать сможешь минуты через три, бегать кабанчиком будешь завтра к обеду.

Он ничего не ответил, только тяжело и шумно дышал сквозь сцепленные зубы, продолжая буравить меня взглядом. Постепенно, по мере того как первая волна агонии отступала, уступая место ноющей тупой боли, его выражение лица начало меняться.

Ярость уходила, оставляя после себя место для осознания. Он перевел взгляд на Настасью, которая все еще гладила его плечо, что-то шепча, потом снова посмотрел на меня, да так внимательно, словно впервые увидел не просто врага, ворвавшегося на его территорию, а человека.

Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на серых с голубым отливом глазах, потом снова метнулся к Настасье. Он сравнивал наши лица словно в детской игре «найди десять отличий», только наоборот. И судя по тому, как расширились его глаза, совпадений было достаточно.

— Погодите-ка… — сказал он, словно забыл про свою ногу. Голос его прозвучал растерянно и хрипло. Он попытался сесть, и на этот раз у него получилось. — Он что, действительно твой брат?

Настасья всхлипнула и кивнула, вытирая тушь, размазавшуюся под глазами.

— Да, дубина ты стоеросовая! Я же кричала тебе! Это Виктор, мой брат!

Александр замер с открытым ртом. Весь его боевой запал испарился, сменившись нелепой растерянностью. Он переводил взгляд с жены на меня, пытаясь уложить в голове тот факт, что только что пытался размазать по газону собственного шурина, которого, видимо, принял за любовника.

Ситуация была настолько абсурдной, что мне захотелось рассмеяться, но я сдержался. Вместо этого я оттолкнулся от дерева и медленно подошел к нему.

Я все еще шумно дышал, но уже мог контролировать себя. Остановившись над ним, я посмотрел на поверженного родственника.

— Рад, что до тебя дошло, — сказал я, протягивая ему руку. Ладонь была грязной от земли, но это сейчас имело наименьшее значение. — Виктор Громов. Средний брат Настасьи, в прошлом Громовой. Будем знакомы.

Александр смотрел на мою протянутую руку как на диковинный артефакт. Потом медленно, с опаской, словно ожидая нового подвоха, протянул свою. Его хватка была все еще сильной, но уже без агрессии.

Я рывком помог ему подняться. Он покачнулся, перенеся вес на здоровую ногу, и поморщился, но устоял.

— Александр Романовский, — буркнул он, отряхивая пиджак, превратившийся в жалкую тряпку. — Супруг твоей сестры.

— Я догадался, — кивнул, одарив его ироничной улыбкой. — Судя по ревности и полному отсутствию инстинкта самосохранения.

Он поднял на меня глаза, и в них я увидел тень смущения.

— Я думал… Ну, ты понимал, что я думал. Приперся какой-то хмырь, жена с ним по телефону шепчется, потом он в дверь звонит…

— И ты решил не тратить время на разговоры, — закончил я за него. — Похвальная решительность, но техника страдает. Тебе бы над защитой поработать, Александр. Открываешься сильно.

Он хмыкнул, потирая ушибленное колено.

— Ты где так драться научился, коронер? — спросил он уже без злобы, скорее с уважением мужчины, который получил по зубам и признал силу противника. И, что удивительно, он явно знал о моей профессии больше чем о внешнем виде. — Я думал, вы, докторишки, только скальпелем махать умеете.

— Жизнь научила, — уклончиво ответил я. — В Феодосии, знаешь ли, неспокойно.

Настасья, все это время молчавшая, вдруг бросилась мне на шею.

— Витя! — она прижалась ко мне, и я почувствовал, как дрожат ее плечи. — О, мировая энергия, это ты! Сколько лет прошло… — она посмотрела на укоризненно посмотрела на мужа. — Я уж подумала он тебя зашибет…

Я неловко похлопал ее по спине, ощущая забытое тепло родственной связи.

— Ну, как видишь, я тоже не пальцем делан, — усмехнулся я, глядя поверх ее головы на Александра, который виновато переминался с ноги на ногу. — Хотя твой муж очень старался меня в этом разубедить.

— Прости, — буркнул Александр. — Был взбудоражен.

— Забыли, — я отстранил сестру и посмотрел на них обоих. — Может, пойдем в дом? А то, боюсь, соседи скоро вызовут полицию, решив, что здесь кого-то убивают. И, честно говоря, я бы не отказался от стакана воды.

Мы вошли в дом. Холл встретил нас теплым светом и запахом домашнего уюта. Здесь пахло выпечкой, духами и немного дорогим табаком.

Интерьер был под стать фасаду: дорого, основательно, но без кричащей роскоши. Добротный дубовый паркет, стены, оклеенные шелковыми обоями спокойных тонов, картины современных художников в строгих рамах. Видно, что здесь живут люди с титулом, но не те, что кичатся своим гербом на каждом носовом платке.

К нам тут же подскочила молодая девушка в аккуратном переднике.

— Позвольте, сударь, — она ловко приняла мой плащ. На ее лице не дрогнул ни один мускул при виде моего слегка потрепанного вида. Вышколенная.

— Спасибо, — кивнул я.

Александр, все еще прихрамывая на правую ногу, жестом пригласил следовать за ним. Мы прошли через просторную гостиную и оказались в кухне-столовой. Это было явно сердце дома — большое светлое помещение с огромным овальным столом посередине и кухонным гарнитуром из светлого дерева вдоль стен.

Здесь уже хлопотала вторая горничная, постарше. Едва мы вошли, она тут же загремела фарфором, доставая чашки, и поставила чайник.

Александр со вздохом, полным облегчения и остаточной боли, опустился на стул во главе стола. Он вытянул пострадавшую ногу, поморщился и посмотрел на меня.

— Садись, Виктор. В ногах правды нет, особенно когда по ним бьют, — усмехнулся он, пытаясь свести все к шутке, и я усмехнулся. Позабавило.

Я сел напротив, а Настасья устроилась рядом со мной, словно пытаясь создать незримый щит между мной и своим мужем, хотя агрессия уже давно улетучилась. Горничная бесшумно поставила перед нами дымящиеся чашки и вазочку с печеньем, после чего растворилась в дверном проеме, оставив нас одних.