Архитектор Душ VI (СИ) - Вольт Александр

Хрустальный звон потонул в шуме музыки. Шампанское было ледяным, колючим и на удивление вкусным.

Я сделал глоток, оглядывая зал. Все шло идеально. Слишком идеально. Красивые люди, красивая музыка, вкусная еда. Никаких скандалов, никаких убийств и вызовов на дуэли.

Именно в такие моменты я обычно начинал нервничать. Жизнь приучила меня: если все слишком хорошо, значит, ты чего-то не заметил.

— Громов! — раздался громкий, раскатистый бас, перекрывший даже звуки оркестра.

Я вздрогнул, едва не расплескав шампанское. Голос доносился откуда-то сбоку, со стороны входа в бальный зал.

— Чтоб мне провалиться! — продолжал реветь невидимый пока собеседник, и в его голосе слышалось искреннее, граничащее с шоком изумление. — Неужели это правда ты⁈

Глава 21

Через толпу, расталкивая фраки и вечерние платья, с грацией бульдозера, прокладывал путь мужчина.

Он был ниже меня примерно на голову, но в ширину мог поспорить с пивным ларьком из моей реальности. Мой шурин Александр, которого я до этого считал эталоном физической мощи, на фоне этого гиганта мой показаться миниатюрным малым. Это была живая скала, обтянутая дорогой тканью. Рыжая, густая борода-лопата, закрывавшая половину груди, придавала ему сходство с былинным богатырем или, на худой конец, с викингом, который по ошибке забрел на светский раут.

Костюм сидел на нем неплохо, но я готов был поспорить, что портной рыдал кровавыми слезами, пытаясь подогнать пиджак под эти плечи, и теперь каждый шов молил о пощаде при любом резком движении.

Я не сразу узнал его. Память Виктора Громова подкинула образ с задержкой, словно вытащила старую, пожелтевшую фотографию из самого дальнего альбома. Школа. Драки на переменах. Первая сигарета за гаражами. Первый глоток вина.

Алексей Добронравов. Лешка.

Человек, с которым прошлый Громов были не разлей вода. Тот самый друг, который исчез из его жизни в тот день, когда отец посадил своего сына на поезд, в ссылку. Резко, без объяснений, без прощальных писем. Просто перестал существовать.

Я не помнил, почему настоящий Громов не пытался с ним связаться. Гордость? Обида? Или просто понимание того, что от прокаженных принято отворачиваться? Скорее всего последнее. И, честно говоря, я бы и сам, будучи на его месте, послал бы такого «друга» ко всем чертям. Предательство молчанием ранит не меньше, чем нож в спину.

Но сейчас, глядя на это сияющее лицо, полное искренней радости, я почувствовал, как старая обида — чужая, но ставшая моей, отступает.

— Лешка? — спросил я, все еще не веря своим глазам. — Лешка Добронравов, ты, что ли?

— А-а-а-а! — громогласно взревел он, заглушая квартет.

И прежде чем я успел среагировать, меня сграбастали в объятия такой силы, что объятия Сашки показались мне нежными материнскими ласками. Ребра жалобно скрипнули, из легких вышибло воздух. Если бы мое плечо было сейчас в швах, они бы тут же разошлись.

— Посмотри на себя, каланча какая, а! — орал он мне прямо в ухо, хлопая по спине ладонью размером с совковую лопату.

Люди вокруг испуганно оборачивались, морщили носы от такого проявления эмоций, но, увидев, кто это, быстро теряли интерес, возвращаясь к своим беседам. Видимо, Добронравов был известен своим темпераментом.

Он наконец отпустил меня, отступил на шаг и, запрокинув голову, уставился мне в глаза.

— Сколько в тебе? — спросил он, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. — Два метра минимум?

— Где-то так, — улыбнулся я, поправляя смятый пиджак.

Я помнил, что перед моим отъездом мы были почти одного роста, может, я был выше на треть головы. Но, видимо, генетика Громовых взяла свое, и Виктор продолжал тянуться вверх лет до двадцати, превратившись в ту самую «каланчу», о которой говорил Лешка.

— А я все думал, какой повод твой отец нашел! — продолжал грохотать Добронравов, ничуть не смущаясь. — В приглашениях сплошная, кхм… — он наклонился ко мне и понизил голос до громкого шепота, — вода, в общем. «Торжественный прием», «важные новости»… Тьфу! Я уж грешным делом подумал, что старик жениться надумал.

Он хохотнул, но тут его взгляд зацепился за Шаю, которая стояла рядом, наблюдая за этой сценой с вежливым, но слегка ироничным интересом.

— Ну, рассказывай, что да как, а? — он хитро покосился на нее. — И что это за чудесное неземное создание рядом с тобой? Неужто из самого Эдема спустилась?

Шая чуть приподняла бровь. Ее длинные уши дрогнули.

— Шая, — спокойно, но с достоинством произнесла она, глядя на гиганта снизу вверх. — И, будьте любезны, имейте обычай обращаться к неземным созданиям напрямую, а не через посредников. Я прекрасно понимаю человеческую речь.

Алексей на секунду опешил. Он явно не ожидал, что «создание» заговорит, да еще и так дерзко. Но смущение длилось недолго. Его лицо расплылось в еще более широкой улыбке.

— Прошу прощения, сударыня! — гаркнул он и, склонившись в поклоне, который при его габаритах выглядел комично, но искренне, протянул руку. — Не хотел обидеть. Просто ослеплен красотой, язык отнялся. Барон Алексей Добронравов. К вашим услугам.

Шая протянула руку. Алексей бережно, словно хрустальную вазу, принял ее тонкие пальцы и, подражая моему отцу, коснулся их губами.

— Рада знакомству, барон, — смягчилась она.

— Взаимно, прекрасная Шая! Взаимно!

Эльфийка повернулась ко мне. В ее глазах плясали черти. Она все понимала. Два старых друга, давно не виделись, мужские разговоры, воспоминания… Ей здесь будет скучно.

— Оставлю тебя ненадолго, — сказала она, мило улыбнувшись. — Пойду, посмотрю, чем кормят в мире аристократов. Может, найду что-то интереснее шаурмы.

Я не сдержался — глухой смешок вырвался быстрее, чем я смог бы среагировать осознал свою реакцию.

— Будь осторожна. Устрицы коварны.

Она подмигнула мне и, развернувшись, плавно скользнула в толпу, оставив за собой шлейф аромата миндаля и меда. Алексей проводил ее восхищенным взглядом.

— Ну ты даешь, Витька… — выдохнул он, качая головой. — Эльфийка! Да еще какая… С характером! Где ты ее откопал?

— Долгая история, — уклончиво ответил я. — Потом расскажу.

Я посмотрел на него. В его глазах я не видел ни фальши, ни скрытой злобы. Только радость встречи. Может, Громов зря накручивал себя? Может, у него были причины молчать все эти годы?

— Ну пошли, что ли, во двор выйдем, — предложил я, кивнув на стеклянные двери, ведущие на террасу. — А то здесь душно, да и уши лишние повсюду. Думаю, там будет удобнее пообщаться.

— Дело говоришь! — обрадовался Алексей. — Подымим? У меня с собой отличные сигары.

— Не курю, — я покачал головой. — Но за компанию постою с удовольствием.

Мы вышли на террасу. Вечерний воздух был свежим и прохладным. Парк был освещен гирляндами, где-то вдалеке слышался смех. Мы отошли к перилам, подальше от других курящих гостей.

Алексей достал массивный серебряный портсигар, щелкнул крышкой и закурил, выпустив облако дыма и посмотрел на меня серьезно. Улыбка исчезла с его лица, сменившись выражением вины.

— Вить… — начал он глухо. — Ты это… прости меня, что пропал тогда. Я знаю, как это выглядело, — продолжил он, не дождавшись ответа. — Друг в беде, а я в кусты. Сволочь я, знаю. Но ты пойми… Отец тогда… он мне такой разнос устроил. Сказал, если я хоть слово тебе напишу, хоть как-то свяжусь — он меня лишит всего. Наследства, имени, денег. Отправит в армию, в гарнизон на границе с остроухими.

Он сплюнул в траву.

— Сперва я слова отца воспринял, как словесную угрозу и через пару недель сел тебе письмо писать. Старик как увидел, так сначала меня выпорол. Представляешь? Меня! Восемнадцатилетнего лба! И вот тогда я испугался, Вить. Честно. Показалось, что все его слова обретут реальность. А я ж был пацаном, привыкшим к сладкой жизни. Я не хотел все терять. Думал, перебесится старик, я потом найду тебя, объясню… А оно вон как затянулось. Годы прошли. А потом уже стыдно было писать. Думал, ты меня проклял давно.