Чёрная печать империи (СИ) - Разумовская Анастасия

– Действует. Но второй укол за день… Исцеляя рану, она отравляет организм. Справа рычаг. На себя. Вверх.

– И куда вас ранил капитан Баев? – полюбопытствовала девушка, вытягивая рычаг с прозрачным пластиковым шариком на конце.

Двери «поморочки» задраились, а панорамные окна – распахнулись. Аэрокар взмыл и уверенно вылетел из скалы.

– Бедренная артерия. Думаю, нам в ангар Паши…

– Две минуты, – заметила Даша, разворачивая машину и выжимая скорость на максимум. – Две минуты кровотечения и летальный исход. А вы ещё и Баева опросить успели.

– Жгут. Укол. Успел. Выхина – не успел: отключился. Жаль.

– Артём Тимофеевич отпросился сгонять за каперсами, которые обожает. Нарушение устава. Я не могла вам сдать товарища: честь отдела. Своих не сдают. А знаете… Влад должен был понять, зачем я вернулась. А, значит, предполагает, что вы живы. Они не в ангаре.

Князь покосился на спутницу. Кар летел над самым Финским заливом, и расшалившиеся стальные волны то и дело плескали в лобовое стекло. Даша инстинктивно держалась дальше от ломающегося купола.

– Знаю. Филарет спросил, – устало выдохнул Шаховской. – Возьмите чуть выше, встречная волна уменьшит скорость. И где, если не в ангаре?

– С ними Паша. Паша знает много. И о сыворотке. Думаю, знает или догадывается, где лаборатория сыворотки или хранилище. Должен же где-то храниться экстренный запас, верно? Вряд ли существует несколько мест для столь секретной лаборатории…

– Хранилище охраняется.

– Но сейчас вся Опричнина в небесах, разве нет? А, значит, вряд ли охраняется должным образом. И к тому же: Карачун. Вы сами сказали, что это те дни, когда Опричнина максимально слаба…

Шах прикрыл глаза на миг. На щеках его выступили желваки.

– Водонапорная башня в парке леших.

Даша развернула кар и погнала к Большой Невке. Лесной институт.

– Что за фотографии были на «Алатыри»? – сухо уточнила Даша.

– Я не знаю.

Трубецкая изумлённо обернулась.

– В смысле?

– Электронный носитель был повреждён.

– То есть, до прыжка Симы вы не удосужились его посмотреть? Было так плохо? Телесно или душевно? А что должно было там быть?

– Естественно, я нанял агента проследить за Птицыной.

– Естественно? Вы всегда следите за девушками, которым симпатизируете?

Он странно посмотрел на неё.

– Прежде чем лечь с женщиной в постель, я должен знать о ней всё.

Даша хмыкнула:

– Но с Симой постель оказалась в приоритете?

– Я не был готов к инициативе с её стороны.

– Но, конечно, не смогли отказать симпатичной барышне в её желании согреть вам постель? – ехидно поинтересовалась Трубецкая.

Шаховской скрипнул зубами. На миг лицо его окаменело. Но затем снова расслабилось.

– Если вас так интересует моя постель, то да. Не мог. Во-вторых, действие сыворотки. Вы и сами его проверяли, не так ли?

– А во-первых?

– Тоненькая, хрупкая, очень симпатичная барышня, героически прущая против рожна, против общества и его устоев – мой любимый типаж, Трубецкая. Но лучше вам прекратить провокационные вопросы, я ведь и сейчас под действием сыворотки.

– Ну хорошо, вы её трахнули, – нарочито грубо заметила Даша, – почему не посмотрели фотографии, пока барышня спала? Получив анализ крови…

Шаховской не ответил. Трубецкая подняла аэрокар над рекой и погнала над Невкой.

– Я всегда даю девушкам шанс признаться. По крайней мере тем, которые мне нравятся, – внезапно ответил оборотень.

Даша хмыкнула. Снова покосилась на него.

– Ну надо ж, чувствительный какой! А юношам нет?

– А юношам нет.

– Несправедливо.

– Несправедливо, – согласился Шаховской, пожав плечами. – Я тиран и сексист. И наполовину животное. И в целом женщин люблю больше, чем мужчин. Что вас интересует ещё из моей личной жизни?

Прозвучало, словно намёк. Даша вдруг почувствовала, что её щёки загорелись. Смутилась словно девчонка и, закусив губу, сосредоточилась на дороге.

– Почему не доспросили агента?

– Не успел до атаки тварей. А после он был уже мёртв.

На Чёрной речке Даша повернула налево и устремилась к Сампсониевскому.

– На снимках с Серафимой был Влад, – уверенно заявила она. – У него фотографическая память. Он помнил серийный номер, который увидел мельком и однажды. Думаю, он смог до нашей с ним встречи его пробить, и, узнав, что аппарат принадлежит детективному агентству – или кому там? – одним словом, понял, что на него охотятся. Как вы узнали меня в театре?

Галактион Родионович ответил не сразу.

– Глаза. Цвет необычный.

Прямо рядом с ними упало что-то красное, огненное. Взрывной волной кар отбросило назад. Даша выругалась.

– Похоже, не справляются ваши орлы? – обернулась к спутнику.

Тот выглядел бледно, но пот уже перестал блестеть на коже. Золотые очи обернулись к Трубецкой. Князь криво улыбнулся:

– И не справятся, если не отключить манок. Тварей слишком много, они прут на зов. У «товарищей» было две «утки»: Сима и Вероника. Обе отказались искать в Карачун мужа или покровителя. Обе пошли учиться на высшее. Милые, красивые, нежные девочки, прущие под бульдозер жизни. И у меня лишь один вопрос: откуда «товарищам» известен мой типаж?

– Рыли под вас, – кивнула Даша. – Вряд ли Сима понимала, что ей манипулируют. Мне кажется, она действительно была в вас влюблена.

Губы Шаховского дёрнулись. Кар ушёл от очередной сгоревшей ракеты и даже почти смог уклониться от волны. Впереди полыхал какой-то дом.

– Могли ваш типаж узнать от Льва Николаевича Толстого, губернатора Владивостока и дядюшки Влада, – предположила Трубецкая, выставляя автопилот.

Сампсониевский проспект горел, и по нему растекался ядовитый смог, в чаду которого Даша не смогла бы увидеть дороги.

– Лев Николаевич Толстой не родственник графам из Петербурга, – Шах закрыл глаза и расслабился. – Его прадед из крепостных. Фамилию получил в честь хозяина. Подобное было распространённым явлением. Да вы и сами знаете это, Трубецкая. Дворянство получил в Русско-Турецкую, посмертно. Сын отучился на военного. Герой Русско-Японской, отличился в Первой Мировой. Во Второй Мировой эти Толстые проявили себя на востоке. У Льва Николаевича нет племянника Влада.

Даша скрипнула зубами.

– Что мог узнать о вас Баев, что побудило его вызвать вас на дуэль?

– Мы прибыли.

«Поморочка» зависла над голыми ветвями парка. Даша зафиксировала кар в воздухе и обернулась к спутнику.

– Шагу не сделаю, пока не ответите.

Шаховской прищурился.

– Извольте. Тиран, душегуб, иркутский вешатель. Город пал в результате сговора, важную роль в котором принимал генерал Дмитрий Ерофеевич Хованский, дядя государя. Его я допрашивал и расстрелял лично. Ещё вопросы?

– Но зачем дяде императора…

– Без злого умысла. Пожалел друга сына. Пожурил, отпустил и не сдал мальчишку в Опричнину. Неважно. Погибли миллионы людей, Трубецкая. И погибнут снова, пока вы удовлетворяете своё любопытство. Время.

Девушка нажала на спуск, и вдруг звякнуло сообщение. Она быстро глянула на экран и похолодела: из госпиталя.

– Последний вопрос, – Даша облизнула губы, подняла голову и уставилась на князя потемневшими от гнева глазами. – Лёша. Зачем вы с ним стрелялись? Я знаю, что вызывал он. Не говорите мне, что не могли ничего сделать с дуэлью. И про честь – не надо. Зачем вам было нужно убить Баева?

Шаховской размышлял почти минуту. Пожал плечами, усмехнулся и посмотрел на неё, полуприкрыв глаза.

– Вы мне нравитесь, Трубецкая. Как женщина, не как жандарм. Вы, люди, давно перестали убивать ради обладания женщиной. Мы – нет. Поединки вполне законны для оборотней, а в утро Карачуна на Елагином остаётся немало тел. Да победит сильнейший. И ещё я никак не мог понять, почему вы так цепляетесь за это ничтожество.

Даша вздрогнула всем телом, краска бросилась ей в лицо.

– Баев не ничтожество! – крикнула зло. Рука стиснула пистолет.