Дориан не дрогнул. В его взгляде не было ничего, кроме холодного, абсолютного приговора. Он резко выдернул клинок, и тело Дерека с глухим стуком повалилось на пол, мертвое, словно марионетка с оборванными нитями. Голова неестественно завалилась на бок. Рот Дерека был приоткрыт, глаза всё ещё смотрели в пустоту, мертвые и остекленевшие.
Тишина. Звенящая. Давящая.
Дориан вернулся за стол, спокойно отряхивая рукав, как будто это произошло что-то совершенно незначительное.
— Дорогая, на чём мы остановились?
Лив окаменела. Дыхание перехватило. Она смотрела на тело, как на чудовищную вспышку прошлого — реального, кровавого, настоящего. Сердце стучало громче, чем джаз. Оно билось в ушах, заглушая мир.
И тут бесшумно вбежала Сиенна.
На секунду она остановилась, переводя взгляд с Лив на мёртвого Дерека. Вздохнула, но ничего не сказала, лишь её глаза скользнули по Лив с нечитаемым выражением.
Дориан обернулся к ней, всё так же улыбаясь, но в его тоне теперь звенело нечто острое, как бритва.
— Выброси этот мусор. И сама исчезни. Я же ясно выразился: меня сегодня не беспокоить.
Сиена кивнула:
— Конечно, хозяин. — И, уже не глядя на Лив, принялась бесстрастно волочить тело за ноги.
Дверь за ней захлопнулась с глухим эхом.
Осталась только тяжёлая тишина.
Дориан взял её руку, не отводя от неё взгляда.
— Я ведь говорил, милая, — мягко произнёс он. —
Сегодня — только ты и я.
Глава 20.
Где-то там тело Дерека ещё не остыло...
Запах крови, едва уловимый, но пронзительный, чужой, уже начал впитываться в воздух. Свечи продолжали мерно колебаться, отбрасывая на стены мягкие, будто сочувствующие, тени. Но никакого сочувствия не было. Никто не скорбел.
Кроме неё.
Лив сидела, неподвижно, как статуя, даже не моргая. Стул под ней казался ледяным, бокал в пальцах — чужим. Её взгляд скользил по полу, где только что глухо хрустнула кость. Она всё ещё слышала этот звук, с которым тело упало на пол — он звенел будто внутри ушей.
А он...
Он сидел напротив, словно ничего не произошло.
— Я ведь говорил, милая, — его голос был обволакивающим, нежно-шутливым. — Сегодня наш вечер.
Он взял её за руку — так нежно, будто бы и вправду хотел подарить ей весь вечер. Весь мир. Всего себя.
И Лив вдруг потрясённо поняла, что он искренен.
Он действительно верит, что сейчас сделал всё правильно. Она выдавила улыбку. Неуверенную. Механическую. Ей казалось, что уголки губ треснут.
— Ты... правда считаешь, что это... нормально?
Он чуть приподнял бровь.
— Ты про что? — его голос по-прежнему был ласковым. Даже чуть насмешливым.
— Он же был... одним из твоих приближённых. Дерек.
— Он нарушил мой приказ, — Дориан пожал плечами, отхлебнув вино. — Всё просто, Лив. Очень просто. Уверен, если бы ты была на моём месте, ты поступила бы так же.
— Нет, — прошептала она. Голос звучал так, будто принадлежал не ей, а кому-то другому. — Я бы поговорила с ним. Просто поговорила.
Дориан рассмеялся. Мягко, даже как будто с восхищением.
— Ты такая добрая. И такая прекрасная в своей наивности.
Он встал, подошёл ближе. Опустился на колени перед ней и взял её лицо в ладони.
— Знаешь, почему ты мне нужна, Лив?
Она не ответила. Не могла. Слова застряли где-то глубоко.
— Потому что ты — единственная, кто умеет чувствовать. По-настоящему. Ты — моя точка опоры в этом безумии. Я не хочу, чтобы ты понимала всё, что я делаю. Мне достаточно, что ты просто есть. Здесь. Со мной.
Он поцеловал её в щёку. Потом в висок. Его прикосновения были невесомыми, почти трепетными. И в этом таился весь ужас.
Лив ощущала, как её собственное тело выдаёт предательство. Оно откликалось — сердце билось чаще, будто дикий барабан, в горле пересохло. Глаза снова искали его взгляд. Внутри всё ещё звенел страх — но поверх него поднималось что-то другое. Привязанность, что пугала больше страха. Желание, рождённое из отчаяния? Оцепенение, затягивающее в бездну?
— Всё слишком... красиво, — выдохнула она.
— Потому что ты — заслуживаешь красоты, — прошептал он, обвивая её пальцы своими. — Только её. Только наслаждения.
Он поцеловал её в губы. Медленно, сдержанно. Но с той самой дерзкой тягучестью, которая всегда сводила её с ума. Она не отстранилась.
И он понял это. Почувствовал.
— Пойдём, — сказал он, уже шепча в её ухо. — У меня есть ещё кое-что, что я приготовил только для тебя. В твоей старой спальне.
Его рука скользнула по её талии, будто бы невесомо.
— Обещаю, ты забудешь всё на свете.
Лив кивнула. Она не знала, что движет ей:
Любовь? Глупость? Отчаяние? Или же просто... безысходность?
Но она встала и пошла за ним. Они шли по коридору молча. Свечи гасли за их спинами сами собой — словно уступали пространство чему-то исключительному, предназначенному только для них двоих. Стены особняка казались ближе, чем обычно, создавая ощущение уютного, замкнутого мира. Ветви за окном царапали стекло, будто стараясь о чём-то предупредить, но Лив почти не слышала этого шума.
Он распахнул перед ней дверь и её сердце сжалось от внезапной, ошеломляющей нежности.
Она замерла на пороге, будто шагнула в другой мир. Комната больше не походила на остальной дом: вместо выбеленных стен и вечной полутьмы её встретил уют. У окна раскинулся широкий диван, усыпанный мягкими подушками, словно приглашая утонуть в них, на камине пылал настоящий огонь, наполняя пространство теплом и светом. Полупрозрачные шторы пропускали мягкий свет фонаря, а в углу, в высокой клетке на изящной подставке, дремала маленькая жёлтая канарейка — яркий, почти невозможный штрих человечности в доме вампира.
Воздух пах не свечами, не кровью, не лавандой — а просто... чистотой, тишиной и обволакивающим теплом. Домом.
На столике — её косметика, её ноутбук, книги, которые она упоминала вскользь. Одна из них — раскрыта. Он запомнил, какая у неё была закладка. Даже этот микроскопический штрих был учтён, и это поражало.
