Дориан шагнул вперёд и сказал:
— Я знаю, что твоя жизнь теперь сильно отличается от той, к которой ты привыкла.
Он повернулся к ней, не приближаясь, давая пространство.
— Ты говорила как-то, что скучаешь по своей старой жизни. По моментам «нормальности».
Он обвёл рукой комнату.
— Это — твой угол. Здесь можно просто быть. Без приказов. Без политики. Без тех частей моего мира, которые и не должны тебя касаться. Даже без меня, если захочешь.
Лив обернулась к нему. Впервые за вечер — с чем-то настоящим, чистым, почти детским в глазах.
— Спасибо.
И она действительно это чувствовала. Это был глоток чистого воздуха, за которым она так отчаянно тянулась, и она позволила себе поверить, хотя бы на мгновение.
Он подошёл ближе, коснулся её щеки.
— Это только начало, — его голос стал ниже, обволакивающим, как шёлк. — Сегодня я хочу... чтобы ты вспомнила, как это — хотеть чего-то, и получить вдвое больше.
Он осторожно провёл пальцами по её ключице.
— Я знаю, что слишком многое напугало тебя.
— Особенно сегодня, — тихо прошептала она. Слова едва вырвались из груди.
Он кивнул.
— Да. Но ты всё равно здесь. Это многое значит. Очень многое.
Пауза. Воздух загустел.
Он поцеловал её — нежно, медленно, позволяя ей самой углубить поцелуй. Она не отстранилась.
Всё внутри было спутано, смешано в один клубок ужаса и притяжения, но она хотела его. Хотела снова почувствовать, что принадлежит себе. Или ему. Или этому безумию.
Он расстегнул пуговицу на её блузке. Потом ещё одну.
— Ты скажешь, если станет слишком?
— Да.
— И я остановлюсь.
— Да... Пожалуйста.
Он уложил её на диван медленно, как драгоценную, хрупкую реликвию, и его губы нашли место у её шеи, там, где кожа казалась тоньше бумаги. Движения были мягкими. Почти... ласковыми. И это «почти» обжигало сильнее, чем любая грубость.
Он провёл рукой по её животу, медленно раздвигая ткань. Лив затаила дыхание, позволяя ему углубляться в это прикосновение — до тех пор, пока в один миг не почувствовала, как всё становится слишком. Слишком быстро. Слишком глубоко. Слишком... властно. Слишком похоже на ту ночь. Слишком напоминает его истинную суть.
Она дёрнулась едва заметно. Её тело предательски застыло. Он не отпрянул. Наоборот — голос его стал шелковым и опасно низким:
— Хочешь, чтобы я остановился? — прошептал он, не прерывая прикосновения. — Или ты хочешь, чтобы я спросил об этом, но не остановился? Чтобы я забрал это, независимо от твоего ответа?
Она чуть выгнулась под ним, не по собственной воле — тело будто шло наперекор.
— Дориан... — её голос дрогнул. — Подожди... Я...
И вот оно. Нахлынуло.
Вспышка — агония Дерека.
Вспышка — безразличие Дориана.
Вспышка — обсидиановый клинок, вонзающийся в плоть.
Вспышка — ледяной, стальной голос.
Вспышка — «мне интересны только головы».
Дыхание сбилось. Грудь сдавило невидимой рукой. Сердце словно сжалось, превращаясь в кулак. Паника. Настоящая. Холодной волной, захлестнувшей с головой. Она чувствовала, как губы сводит судорогой, как руки леденеют до кончиков пальцев. Как будто что-то рвётся изнутри — душа, выворачиваемая наизнанку.
— Стоп, — вырвалось у неё, хриплое, сломанное. — Пожалуйста... остановись.
Он застыл. Замер, как хищник перед броском.
Тишина между ними была резкой. Как пощёчина. Звенящей, отрезвляющей.
Лив подняла взгляд —испуганный, потерянный.
Он это прочел.
Он отодвинулся, сел. Дышал тяжело, но глаза его были сухие, острые, как сколы льда. Неумолимые.
— Опять.
Он выдохнул это слово беззлобно, почти устало. С нотками разочарования.
— Всё было хорошо. Всё шло правильно. Что не так на этот раз? Что помешало тебе насладиться?
— Я не знаю, — прошептала она, сжимая покрывало. — Просто...
Она закрыла глаза.
— Я вспомнила. Это, наверное, глупо. Но я ничего не могу с этим сделать... Я хочу тебя — но боюсь одновременно. Я не справляюсь с этим, Дориан. Не тогда, когда пять минут назад я видела... видела смерть, сотворённую тобой.
Он смотрел на неё в молчании. Долго. Его взгляд был глубок, словно бездонный колодец, в котором она терялась.
— Как эта смерть касается конкретно тебя, Лив? — произнёс он, и в голосе не было злости. Только что-то холодное, изучающее. Как будто он больше не удивлён, а просто фиксирует данные. Как будто он ожидал, что она сломается.
Она дотянулась до него, прикоснулась к его руке.
— Прости. Я не хотела всё испортить. Я правда... я хочу быть рядом.
Она попыталась прижаться к нему, положить ему руки на грудь, но он резко убрал их. Его касание было быстрым, отстраняющим.
— Лив... Гримаса ужаса на твоём лице меня совершенно не возбуждает.
Она молчала.
— Это, честно говоря, начинает утомлять.
Пауза. Он отвёл взгляд.
— Ложись спать.
Он поднялся с кровати, расправляя рубашку.
— Я вижу, что у нас сегодня уже ничего не получится. — сказал он с нескрываемым раздражением и вышел из комнаты.
Дверь захлопнулась мягко, но в этом звуке было что-то глухое, отрезающее. Что-то, что Лив не смогла бы описать. Он оставил её одну — в комнате, где казалось, ещё только что было тепло, уютно и безопасно. А теперь — звенящая пустота и ледяной воздух на коже, который проникал прямо в душу.
