— Правила всё ещё работают? — только и смогла прошептать Лив.
— Т-с-с... Они всегда работают. Но сегодня они тебе не понадобятся. Я только лишь пытаюсь наладить связь, а не сорвать на тебе злость. Доверься.
Лив хотела что-то сказать, но он уже не позволил. Он взял её руку, и её пальцы невольно сжались в ответ, чувствуя его шёлковую кожу. Он притянул её к себе, и в этот момент, в этой жуткой, манящей тишине, Лив только шумно выдохнула и позволила ему вести. Его дыхание опалило её кожу, но он не двигался дальше, словно не смел. В этот момент весь мир сузился до пространства между их лицами, до призрачного касания, до невыносимого предвкушения. Время замерло.
— Я не буду резким, — прошептал он, его голос был бархатным, в нём было так много нежности, что Лив в это было сложно поверить, — но ты всё ещё можешь меня направлять. Если захочешь чего-то — просто попроси.
Глава 25.
Лив потянулась к телефону. На экране горело десять утра, но тяжесть во всём теле, словно давящий груз, говорила об обратном. В ней словно закончились силы, иссякла сама жизненная энергия. Сделав глубокий, почти судорожный вдох, она набрала номер Инги.
— Привет, — голос Инги, обычно такой же яркий и напористый, как звонкий утренний ручей, прозвучал непривычно резко. — Уже в пути?
— Эм... Нет, — Лив почувствовала, как горло сковывает спазм, не давая словам выйти, словно те застряли в вязкой смоле. — Прости. Кажется, я заболела. Температуры нет, но чувствую себя ужасно. Полежу пару дней, ладно?
— Ох, бедняжка! Конечно, отдыхай. Мы справимся, — в голосе Инги послышались нотки сочувствия. — Виктор, кстати, передаёт тебе привет и желает скорейшего выздоровления. Вот, слышишь?
Поправляйся, Лив! Я жду тебя в строю, у нас много интересной работы, — послышался голос Виктора.
Лив выдавила из себя слова благодарности, сухие, как шелест опавших листьев под ногами, и тут же отключилась.
Ещё одна ложь, горькая, как неразбавленная настойка полыни, но такая необходимая для выживания.
Лив села на край кровати, ссутулившись, обхватив руками плечи, будто стараясь удержать себя от распада, от того, чтобы рассыпаться на мелкие осколки. Мир казался зыбким, словно мираж в пустыне, который вот-вот растает без следа. Внутри было так же пусто, как в заброшенном доме, откуда давно ушли все звуки и тепло. Пальцы дрожали — не от холода, а от чего-то иного, подспудного, чего она не хотела называть. В ноздри ударил лёгкий запах сандала и... чего-то ещё, тонкого, почти неуловимого, что всегда предвещало его присутствие.
Дверь отворилась почти бесшумно: без стука, без предупреждения, словно растворившись в воздухе. Она даже не заметила, в какой момент это произошло, просто ощутила его присутствие, почувствовала, как комната наполняется им. Он — как часть дома, его древних стен. Как часть её собственной тени, неотделимая и вездесущая.
Дориан.
Он вошёл с подносом аккуратно, с привычной, отточенной элегантностью, свойственной хищнику. Чашка чая, тарелка с нарезанными фруктами. Всё идеально. Даже слишком, до тошноты. Словно он пытался восстановить обманчивую нормальность, выхватив сцену из другой, спокойной жизни, где не было места боли и лжи.
— Эрид ждёт нас, — сказал он, ставя поднос на прикроватную тумбочку. Звон фарфора прозвучал оглушительно в тишине комнаты, нарушая хрупкое равновесие. — Обещание есть обещание. Сегодня мы всё же поедем.
Его голос был ровным. Слишком ровным, без единой фальшивой нотки. Ни тени упрёка, ни намёка на то, что произошло накануне. И эта его невозмутимость, почему-то, пугала её больше, чем если бы он разразился гневом или криком.
— Ты выглядишь... бледно, — добавил он, подойдя ближе. Его взгляд скользнул по ней, не задерживаясь, но от этого ощущения, будто он просканировал её до костей, до самой души, не исчезло. — Хотя всё равно, как всегда, — лёгкая усмешка тронула уголки губ, словно тень, — божественно красива. Ты хорошо себя чувствуешь?
Лив хотела ответить «да», но язык прилип к нёбу, слова застряли где-то глубоко. Она сглотнула, заставила себя улыбнуться. Получилось неестественно, как будто мышцы лица свело судорогой, и улыбка оказалась лишь гримасой.
— Наверное, это ты довёл меня до такого состояния, — пробормотала она, пытаясь придать голосу шутливые нотки, но в них слышалась лишь горечь. — Своими перепадами настроения. Ты же знаешь, что ты манипулятор, да?
Он склонил голову, рассматривая её с лёгким прищуром. Его взгляд скользнул по её лицу, задержался на глазах, пытаясь прочесть скрытые мысли.
— Манипулятор? — повторил он, будто обдумывая слово, пробуя его на вкус, решая, подходит ли оно ему. Его голос стал чуть мягче, обволакивающим, словно шёлк. — Ты ведь знаешь, что ты — моя слабость, Лив. Я не могу злиться на тебя так, как должен, как того требуют обстоятельства.
Он присел на край кровати. Был близко. Слишком близко, так что её тело отреагировало само по себе. Жар его тела будто волнами расходился по её коже, обволакивая и подавляя. Его пальцы почти касались её локтя — мимолётное, едва заметное прикосновение, но оно ударило, как разряд тока, пронзая до самого сердца.
— Я тебя просил, — сказал он спокойно, его голос был глухим, как раскат грома вдалеке. — Я сказал тебе, что с Мар... нельзя поддерживать связь. Не потому что мне это приятно, а потому что я знаю, к чему это может привести, к какой катастрофе.
Пауза. Молчание, густое и тяжёлое. В воздухе зависло невысказанное. Лив не выдержала первой, её нервы не выдержали этой пытки тишиной.
— Но ты... не злишься?
Он посмотрел ей в глаза. Долго. Слишком долго, словно пытаясь заглянуть в самые глубины её души. Её сердце сжалось в ожидании, готовое к любому удару.
— Я учусь принимать реальность, — сказал он. — Иногда, нужно понимать, что у другого есть выбор, даже если он ведёт к пропасти.
Он хотел сказать больше. Это было видно по напряжённым скулам, по тому, как дрогнули его губы, по выражению глаз. Но замолчал, словно внезапно воздвиг невидимую стену. Повернул голову, будто решил, что уже сказал лишнего, или что слова не смогут передать всей тяжести его мысли, всей боли.
— Что, если я воспользуюсь этим выбором? — спросила Лив, не зная, откуда в ней силы на эти слова, откуда взялась эта отчаянная, безумная смелость.
Он улыбнулся — медленно, красиво, как распускающийся ядовитый цветок, но в его глазах ничего не поменялось. Никакого света, лишь бездонная тьма. Только ледяное спокойствие, что-то древнее и хищное, скрывающееся за внешним лоском.
— Тогда я, возможно, найду способ не дать тебе уйти.
