Дориан резко вдавил тормоз, и машина мгновенно встала как вкопанная. Все звуки исчезли, мир будто сделал глубокий вдох и замер, ожидая.
— Останься здесь, — приказал он, открывая дверь. Его голос был холоден, как сталь. — И не выходи. Что бы ты ни услышала. Всё будет хорошо.
Он вышел, шагнув прямо в последние, кроваво-красные лучи заката. Из-под распахнутой куртки скользнул кинжал — чернильно-чёрный, словно выкованный из застывшей ночи. Его обсидиановое лезвие поглощало свет, будто сама тьма, собравшаяся в смертоносный клинок.
Лив не могла оторвать взгляд. Она знала, что он неуязвим, что ничто не причинит ему вреда. Но знание — не щит от пронизывающего страха. Особенно когда ты видишь, как человек, которого ты любишь, на твоих глазах превращается в нечто иное. Нечто более дикое. Более могущественное. Более чужое.
Вспышка — и Дориан уже был рядом с первым. В одно плавное, смертоносное движение — удар, шаг, разворот — он вонзил кинжал в грудь, выдернул его с лёгким хлюпающим звуком и оттолкнул безжизненное тело. Всё это было исполнено с грацией танцора и точностью хирурга, и Дориан, казалось, наслаждался каждым движением. Второй попытался сбить его с ног, но лишь успел встретиться с его ледяными глазами — и Дориан ударил его в горло, перерезав дыхание. Третий отступил, замешкался, пытаясь убежать, но было слишком поздно. Лив даже не поняла, когда он оказался за его спиной. Лишь тень, мгновение, и хрустящий удар.
Тела лежали неподвижно, раскинувшись на раскалённом асфальте. Кровь густыми каплями стекала на дорогу, образуя тёмные, расплывающиеся лужи. Лив чувствовала, как дрожат её пальцы, как всё внутри неё сжимается от ужаса и... от странного, пугающего восхищения. От осознания, что он — не просто убийца, а нечто большее. Бог войны, наслаждающийся своей бойней, упивающийся каждым мгновением.
И тут она увидела женскую фигуру, появившуюся из-за массивного дерева, словно призрак, сотканный из сумерек. Её движения были уверенными, слишком плавными, почти грациозными. Ветер трепал тёмные волосы, открывая лицо, на котором безумие смешивалось с глубокой, невыносимой болью.
— Вероника, — прошептала Лив, её голос был едва слышен.
В горле пересохло, в висках застучала паника. Что она здесь делает? Почему она с ними?
Дориан заметил её. Его взгляд, до этого прикованный к телам, скользнул к Веронике. Он не шелохнулся, ни один мускул на его лице даже не дрогнул. Только кинжал чуть сильнее опустился к бедру, словно готовясь к новому танцу.
Вероника не кричала, не бросалась в атаку. Она шла медленно, неестественно спокойно, её взгляд был прикован к Дориану. В руке она держала зазубренный кинжал, лезвие которого дрожало от скрытой силы, но глаза горели уверенностью и решимостью. Она подошла ближе. Достаточно близко.
И вдруг — метнулась. Короткий, резкий крик. Удар. Клинок вошёл прямо ему в грудь.
На мгновение всё застыло. Время остановилось, мир затаил дыхание.
А потом он...
рассмеялся.
Холодно. Сухо. Почти весело, с оттенком презрения. Этот смех пронзил Лив до костей.
— Серьёзно, детка? — сказал он, глядя ей прямо в глаза, в его голосе звенел металл. — Ты действительно думала, что это сработает?
Он выдернул клинок из своего тела, словно вытаскивал занозу, и с лёгким звоном отбросил его в сторону. Затем — шаг вперёд, медленный, угрожающий.
Вероника попятилась, её глаза метались между его лицом и раной, которая уже затягивалась, кожа срасталась на глазах. Она задышала прерывисто, как будто только сейчас осознала всю глубину своей ловушки.
— Я вернулась... как и обещала, — прохрипела она, её голос был полон отчаяния.
— Да, ты всегда возвращаешься, как тебя ни гони. Ты в курсе, что это называется «зависимость»? — Его голос стал насмешливым. Он двинулся на неё, отбрасывая длинную, зловещую тень на дорогу. — Ах ты, маленькая сталкерша... Пора освободить тебя от этой обсессии.
Лив прижалась лбом к стеклу. Её грудь тяжело вздымалась, внутри всё кричало: "Остановись! Пожалуйста, остановись!" Но голос не вырывался наружу. Она будто срослась с креслом, с этой машиной, со своей абсолютной, парализующей беспомощностью.
Дориан схватил Веронику. Жестко. Быстро. Заломал руку, швырнул на колени. Та закричала, но звук был больше похож на рык раненого зверя. Он наклонился к её уху, его голос был шёпотом, полным змеиного яда:
— Ты ведь скучала по мне. Признайся. По тем ночам, когда ты дрожала от страха и желания.
Он поднял кинжал и медленно, почти нежно провёл им по её щеке, оставляя тонкую красную полосу. Она пыталась вырваться, её тело билось в его хватке. Она плакала или смеялась — Лив не могла понять. Это было похоже на агонию безумия, рождённую невыносимой болью.
— Помнишь, как ты сказала, что тебе нравится грубо? Что ты любишь, когда я жесток? Ну так вот тебе весь мой сервис!
И он вонзил клинок ей в грудь. Одно движение. Как будто избавлялся от старой, надоевшей куклы. Лив зажала рот рукой, чтобы не закричать, чтобы не выпустить этот ужас наружу. Её глаза были широко раскрыты, и в этих глазах впервые отразилось полное осознание: он не просто монстр. Он делает это с лёгкостью. С удовольствием. С наслаждением.
Дориан отбросил тело и поднял глаза, встретившись взглядом с Лив. Она вздрогнула, словно от удара током. Он улыбнулся — той самой своей мягкой, почти ласковой улыбкой, которая теперь казалась ей воплощением чистого, липкого ужаса.
Но Лив знала: всё только начинается. Потому что теперь она видела его по-настоящему, без прикрас, без иллюзий. И часть её души уже в ужасе дрожала от мысли, что будет дальше.
Дориан медленно подошёл к машине, его движения были плавными, почти ленивыми, как будто он только что закончил лёгкую прогулку. Он открыл дверь, сел за руль. Лив почувствовала, как машина качнулась, и вздрогнула, ожидая его реакции, но он молчал. Затем, не глядя на неё, он протянул руку к бардачку, достал оттуда запечатанную бутылку воды и протянул ей. Его пальцы, ещё недавно сжимавшие рукоять кинжала, теперь были поразительно нежны. Лив не взяла её, продолжая смотреть перед собой.
— Прости за это, ладно? — наконец произнёс Дориан, его голос был непривычно тихим, лишённым всякой насмешки. Он медленно повернул голову к ней, его взгляд, до этого ледяной, стал чуть мягче, почти внимательным. — Таковы издержки... любить вампира.
В салоне повисла тишина, тяжёлая, как воздух перед грозой. Лив не ответила, лишь смотрела прямо перед собой. Он завел двигатель, и машина тронулась, оставляя за собой тела и лужи крови, которые медленно исчезали в наступающей темноте...
***
Они вошли в дом. Дориан, как всегда, был невозмутим. Он снял куртку, бросил её на кресло в холле.
— Ну что, Оливия? — Дориан повернулся к ней, его лицо было непроницаемо, но в глазах плясали тени. — Сегодня меня снова ждёт лекция о жестокости и испуганные глаза? Черт, я же уже это вижу...
