Дориан смотрел на неё. Его лицо было непроницаемым. Он опустил шкатулку, вытащил ампулу, держа её между большим и указательным пальцами. Алая жидкость переливалась в свете люстры, будто живой огонь. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то неуловимое — то ли грусть, то ли сожаление, то ли тончайший расчёт.
— Ты действительно этого хочешь, дорогая? — Его голос был мягким, почти умоляющим. — Ты готова видеть меня... слабым? Стареющим? Готовым умереть? Готова наблюдать, как моя сила, моя власть, всё, что ты, кажется, так ценила во мне... исчезнет? Ты правда хочешь, чтобы я стал обычным? Безликим? Чтобы я... погиб?
Лив шагнула к нему, отчаянно протягивая руки.
— Да! Да, Дориан! Да! Я хочу! Я буду любить тебя до конца! До самого последнего твоего вздоха! Я выберу тебя даже тогда, когда ты будешь стар и смертен. Даже если ты станешь слабым. Мне не нужна твоя сила! Мне нужен ты! Ты... человек! Только тогда мы сможем быть вместе по-настоящему! Без твоей лжи, без твоих игр! Пожалуйста, Дориан! Сделай это! Ради нас, ради меня... Если ты и вправду ко мне что-то чувствуешь... Если любишь.
Накал достиг своего предела. Воздух в комнате дрожал от её крика и его молчания. Дориан смотрел на ампулу, потом на её лицо, потом снова на ампулу. Его пальцы чуть сжались. Он медленно, почти гипнотически поднёс ампулу к губам. Лив затаила дыхание, её сердце колотилось, отдаваясь гулким эхом в ушах. Вот он, момент. Момент, который изменит всё.
И вдруг...
Он сжал пальцы.
Хруст.
Звон.
Осколки стекла разлетелись по полу, сверкнув в свете люстры, будто осколки разбитых надежд. Мерцающая жидкость медленно растекалась по мраморному полу, впитываясь в него, исчезая, словно и не существовала вовсе.
Лив застыла, глядя на разбитую ампулу. Её сознание отказывалось принимать произошедшее. Это не просто стекло, это её надежда, её будущее, её шанс на нормальную жизнь — всё это сейчас было размазано по полу в бесполезной алой лужице. Голос Дориана, холодный и отстранённый, пробился сквозь оглушающую тишину, словно удар кнута.
Он опустил руку, глядя на неё пустым, ледяным взглядом, в котором не было и тени прежней мягкости или соблазна. Только отстранённость и жестокая ясность.
— Нет, дорогая, — произнёс он, его голос был холоден, как зимний ветер. — Если выбирать между силой и тобой... Уж прости. Я выбираю силу. Без меня этот город, да и многие другие, погибнут. Мой долг — защитить их. И мой долг — не быть слабым. Никогда.
Она подняла глаза на него. В его взгляде не было сожаления, не было гнева — лишь ледяная, непоколебимая решимость. В этот момент Лив увидела его истинное лицо, то, что он так тщательно скрывал за маской обаяния и притворной заботы. Он был не её спасителем, не её любимым, а хищником, который отказался от единственной слабости ради абсолютной власти.
Мир Лив, который только что пытался обрести хоть какую-то опору, рухнул окончательно, разлетевшись на миллионы крошечных, острых осколков. Ярость мгновенно сменилась оглушительной, парализующей пустотой. Слёзы текли по щекам, но она их уже не чувствовала, словно лицо стало чужим. Тело двигалось на автопилоте, каждый шаг казался невыносимо тяжёлым.
Она вышла из библиотеки, не оглядываясь. Поднялась по лестнице в свою комнату, не замечая роскоши вокруг, которая теперь казалась насмешкой. Руки, словно чужие, механически бросали вещи в дорожную сумку. Старый свитер, любимая книга, несколько фотографий... ничего ценного, ничего, что связывало бы её с Дорианом, кроме боли. Она не плакала, но изнутри её разрывало, словно тысячи острых лезвий.
Глубокий вдох. Выдох.
Через полчаса, в кромешной темноте ночи, её машина бесшумно скользнула по улицам, увозя Лив прочь от особняка, который был её тюрьмой и её надеждой. К её старой, такой родной и такой пустой квартире.
Лив открыла дверь ключом, который всегда носила с собой, как последний якорь. Пустая, холодная прихожая встретила её запахом пыли и одиночества. Она рухнула на пол, обхватив колени руками. Пустота. Глубокий, рваный вдох. Судорожный выдох. Истерика. Она начала смеяться, смех был безумным, надрывным, переходящим в рыдания. «Нет... нет... это неправда...» шептала она, пытаясь убедить себя, что это был лишь страшный сон. Отрицание. Она билась головой о пол, пытаясь выбить из себя эту ужасную реальность. Гнев. Гнев на него, за его жестокость. Гнев на себя, за слепую веру. И снова пустота. Такая безграничная и всепоглощающая, что хотелось просто раствориться в ней. Она лежала на холодном полу, чувствуя, как её мир окончательно опустошён. Как теперь... дальше? Что будет в её новом завтра?
Глава 29.
Лив очнулась на полу. Где-то между прихожей и гостиной её старой квартиры, на холодном паркете. Солнечный свет пробивался сквозь неплотно задёрнутые шторы, рисуя на стенах пыльные полосы, но она не знала, какой сейчас час, и какой день. Время будто остановилось, разбитое вместе с той ампулой. На губах остался привкус соли от слёз, которые, казалось, иссякли. Но стоило только закрыть глаза, как перед ней вновь всплывала картина: его пальцы, сжимающие стекло, хруст, и алая, мерцающая жидкость, растекающаяся по мрамору. Её надежда. Её будущее.
Квартира была пуста и холодна, как и она сама. На столе чашка с остатками кофе, рядом — книга, так и не открытая. Беспорядок, который ещё вчера казался незначительным, теперь отражал полный хаос в её душе. Сил не было даже пошевелиться. Иногда накатывала волна истерического смеха, затем сменялась долгим, надрывным рыданием. Отрицание боролось с гневом: «Нет... это не могло случиться... он не мог так поступить...». А потом наступала оглушительная пустота, словно из неё вынули всё живое. Она была вывернута наизнанку, обескровлена, лишена смысла.
Её жизнь с Дорианом, какой бы страшной и ненормальной она ни была, давала ей ощущение неистовой полноты. Каждая минута рядом с ним была наэлектризована, наполнена опасностью и странной, тёмной красотой. Это была сказка, извращённая, кровавая, но всё же сказка, где она, Лив, была в центре его безумного, всемогущего мира. А теперь? Теперь осталась только обычность. И она была не успокаивающей, а невыносимой. Серая, скучная, пустая. Как эта квартира. Как она сама.
