Хроники новуса (СИ) - Сторбаш Н.В.

Остаток дня я провел в келье, отлеживался, лишь под вечер снова сходил в трапезную, где еще раз наелся прям до икоты.

На следующий день из келий вышли все пятеро. За ночь у меня прошла почти вся боль, разве что на месте синяков оставались желто-зеленые пятна, дворянчик тоже выглядел бодрым, а вот новенькие смотрелись жалко даже в своих дорогих одежках. Их, как и нас вчера, отправили в мыльню, а я и Ренар пошли снова в комнату с оружием.

В этот раз палки сунули нам, и мы должны были избивать столбы, обмотанные толстыми одеялами. Я просто бил со всех сторон, будто молотил зерно, а потом глянул на дворянчика. Тот и палку держал иначе, и бил иначе, будто хотел с одного удара срубить столб. Не сразу я догадался, что дворянчик машет палкой так, словно в его руках меч. Недаром тут оружие вдоль стен расставлено, скоро мы возьмемся за мечи, я же единожды такой держал — тот, который отчимов. На кулаках я вряд ли кому уступлю, а вот с оружием дело иное.

Бить на самом деле едва ли легче, чем принимать побои. Пусть даже на столб навертели тряпок, но удар со всей силы отдавался по всему телу, и через десяток взмахов руки уже почти не подымались. А ведь я не какой-то худосочный калека! Я сам обмолотил всё свое зерно прошлым летом! Но молотить цепом по колосьям — совсем не то же самое, что бить палкой по деревянному столбу. Дворянчик явно держался лучше, хоть и взмок. Уступать ему я не хотел, пусть увидит, что простой люд ничуть не хуже благородных.

И я ухватился за заветные слова. Как оно там по учёному? Что-то с вербой… Верба, вербу, вербум. Хорошо, хоть отчимов завет не на истинном языке, а на нашем, обычном, и слова потекли сами собой. Я покрепче взялся за палку и как начал избивать несчастный столб! Подумал, будто вместо деревяшки передо мной тот жирный торговец шерстью, чье дерьмо я вычищал несколько дней, а получил лишь тридцать чернушек да пятьдесят плетей. Вот я его прямо по пузу, потом по жирным бокам, по спине, по ногам и плечам! Пусть падает ниц и вымаливает прощение!

— Лиор! Брат Лиор!

Забывшись, я не сразу услыхал брата Арноса, оглянулся и увидел его вместе с тремя только что помывшимися братьями.

— Передохни, пока я говорю.

— Да, брат Арнос.

Тяжело дыша, я отошел в сторону, с трудом расцепил пальцы, и палка со стуком упала на каменный пол. Смогу ли я ее поднять сегодня еще раз? Я не был уверен.

Брат Арнос повторил вчерашнюю речь почти слово в слово. Я сумел запомнить два других секретных слова — корпус и спиритус. Корпус — это ядро, даже я понял, а вот что такое спиритус? Этот спиритус зависит от нас самих и его нужно как-то смешать с корпусом, но где его взять? Вдруг его мне тоже не дали, как и слова? Вдруг командор запретил давать мне вообще всё, кроме ядер? И спросить не у кого! Брат Арнос слушается командора, а больше в культе я никого и не знаю. Не к магистру же идти! Как будто меня кто-то к нему пустит. Да и не знаю я, куда идти, тут столько коридоров и дверей, что заблудиться немудрено. Может, у дворянчика спросить? Он от меня шарахается, как пугливая кобыла от вороны. Да и эти трое тоже не жаждут со мной поговорить.

Едва закончилась речь, в комнату вошли четверо слуг с палками. Только четверо? Неужто… Брат Арнос подошел ко мне, поднял ту палку, что я уронил, и кивнул, мол, начинаем. Вчерашнее избиение повторилось еще раз с одной лишь разницей: сегодня я с нетерпением ждал предстоящей трапезы. И ожидания мои оправдались.

Так продолжалось несколько дней. С утра мы били столбы, потом слуги били нас, под конец мы бегали кругами, затем шли в трапезную, и всякий раз после обеда мы отправлялись в кельи. Как по мне, уж слишком легко жили в культе. Мы после первого дня даже не видели ни одного культиста, кроме брата Арноса.

Где-то спустя неделю такой жизни ко мне в келью постучали. Я привычно дремал после сытного обеда и не ждал ничего, кроме скорого ужина.

Дверь отворилась, вошел уже знакомый слуга и с поклоном преподнес мне сверток.

— Брат Арнос просит надеть это, выйти в коридор и дождаться его.

Я развернул сверток и увидел новенькую свежепошитую одежду: светлые портки, едва доходящие до колен, светлая же нижняя рубаха из тонкого сукна и длинный темный балахон с широкими рукавами, больше походивший на платье. Подпоясаться да нацепить передник — вот и выйдет бабское одеяние. Как такое надеть? Но делать нечего, я снял свою одежку и натянул новое. Хоть выглядело оно и нелепо, но к телу было приятно. Тонкое сукно даже не ощущалось кожей, не царапало и не терло, будто я облачился не в ткань, а в облако. И при том было не холодно, потому как балахон был сшит из хорошей шерсти, лишь рукава мешались, болтались и спутывались возле локтей.

В очередной раз одернув рукава, я вышел из кельи и увидел остальную четверку точно в таком же облачении. Теперь вряд ли кто различит, кто благородный, а кто простолюдин, жаль только, что все уже и так всё знают.

Вскоре подошел брат Арнос и сказал:

— С сего дня, братья, начнётся ваше всестороннее обучение. Все претенденты уже были тщательно отобраны и испытаны как словами, так и ядром, так что в течение ближайших шести месяцев, вероятно, никто из вас не встретит печальную судьбу. Следуйте за мной! Прошу запомнить дорогу, потому как с завтрашнего дня вы будете ходить по этому крылу одни.

На сей раз мы поднялись по лестнице и оказались в просторной комнате, уставленной самыми чудными столами, что я видел. Для чего-то верхнюю доску поставили наклонно, наискось, но ведь так ни одна миска на нем не устоит, упадет на пол. Сбоку на полочке у каждого стола стояли бутыльки, торчали гусиные перья из дырок в наклонной доске, ну и короткая скамья. Братья, пришедшие со мной, видать, знали, что это такое и зачем оно надобно, почти все скривились от недовольства и расселись за столы по одному. Я тоже выбрал себе место с краю и опустился на краешек, потрогал перья, постучал ногтем по бутылькам.

— Снова писать? — сказал один из благородных. — Я дома едва отбился от этих премудростей!

— Кому нужна эта грамота? — возмутился второй. — Для того можно переписчика взять! Мой отец безо всякой грамоты живет.

— Потому что глуп, — ответил ему брат Ренар. — А вдруг переписчика кто подкупит? Напишет он ложные письма, а твой отец даже не узнает, за что ему голову отрубили.

Дверь отворилась, и в комнату вошли еще несколько парней в таких же балахонах, через какое-то время еще несколько. Всего нас набралось с два десятка, и многие братья были меж собой знакомы. Один спросил было, как меня звать, но его оборвал брат Ренар, тот самый, что был со мной в мыльне:

— Не стоит говорить с ним. Это простолюдин и вор!

— Как же он сюда попал? Мой отец заплатил немало золота, чтобы меня взяли.

— Он украл у кого-то печать культа, — пояснил еще один брат. Видать, он был в тот день во дворе, когда я говорил с магистром.

— Так почему его не выпороли и не выкинули отсюда? В культе таким не место!

— Уже пороли и не раз, — усмехнулся брат Ренар. — Видел бы ты его спину! Там нет ни единого целого кусочка. Но магистр сказал, чтобы его взяли.

— Магистр слишком добр. Я слышал, что в культ берут только лучших, а тут какой-то оборванец…

Я сидел, сжимая кулаки, и молчал. А что сказать? Убеждать, что печать мне досталась по праву? Говорить, что я не вор, а выпороли меня по навету? Я был неправ уж тем, что родился не в благородной семье.

И вдруг все стихли. В комнату ворвался высокий мужчина за тридцать в таком же балахоне, только выкрашенном в темно-синий цвет, встал перед столами и сказал:

— Приветствую вас, братья новусы. Зовите меня братом адептусом. Я буду обучать вас истинному языку!

Глава 28

— Буду обучать вас истинному языку. Все книги культа написаны на нем, verbum тоже сложены из истинных слов. Без знания этого языка вы не сможете продвинуться дальше обычных стражей.

Я обрадовался и быстро глянул на собратьев. Значит, они тоже не знают истинный язык? Я-то думал, что один тут такой дурень.