Наследница чужих богов (СИ) - Погорелова Галина

— Хочешь мне что-то сказать, Даарон? — будто побывав в его мыслях, Давир I приторно растянул губы. — Говори сейчас. Не робей. Мы не встретимся больше до окончания ритуала. — рот оскалился в кривой улыбке. — В этом я чту наши заветы. Не так ли?

— Рэм? Что будет с ним?

Вопрос удивил не только правителя, но и самого Даарона. Последнее, что он от себя ждал, это интерес к судьбе сводного брата.

— А что Рэм?

— Ты намеренно оставишь его одного во время ритуала. За него никто не станет молиться.

Отец пожал плечами.

— Выберется — хорошо. Нет — еще лучше.

— Разве тебе его не жаль?

— Мне и тебя не жаль.

Правитель надрывно рассмеялся.

— Лишь слабый ищет жалости. Лишь ничтожный ее достоин. — развернувшись в его сторону, он хлестнул темным гневом в глазах. — Так я спрошу еще раз, Даарон, мне кого-то из вас пожалеть? Тебя, может быть, Рэма?

— Нет, отец.

Уловив исходящий от правителя всплеск черной ярости, Даарон глухо поправил сам себя.

— Нет, халиф…

Правитель поднялся. Тяжелый взгляд повторно вернулся к темноте туннеля, в котором скрылась Альма.

— Нравится мой подарок? — направившись к выходу, он недвусмысленно добавил. — Пользуйся, но не ломай. Она нам еще пригодится.

Глава 30

Пришпорив гнедую кобылу, Кайя запрокинула голову навстречу ветру, с упоением закрыв глаза. На несколько мгновений оградила себя от реальности, окунаясь в забытые ощущения: чувство безграничной свободы, полета, единения. Ветер свистел в ушах, ерошил длинную шелковистую гриву, взметал ее волосы, обдавал щеки дыханием скорой осени, что в эти секунды и ароматами, и влажным искристым воздухом так остро напоминала Леваар.

Выгул на территории поместья оказался просторным, в виде овального ровного поля, но отпустить лошадь в галоп получалось только по периметру высокой ограды. Приходилось постоянно направлять кобылу, сдерживать, что мешало с головой отдаться скачке. Но Кайя радовалась и этому. Лишь оказавшись в седле после длинного перерыва, она поняла, насколько соскучилась по дикой тряске, пению ветра, силе летящего под ней животного.

— Кайя! Смотри!

Услышав позади звонкий голос Мириам, Кайя сбавила ход, обернулась. Золотисто-темной масти лошадь, которой управляла девочка, шла уверенной рысью, слушалась, что не могло не вызывать довольной улыбки на лице юной наездницы.

— Смотри, как я умею! — она открыто восторгалась первым успехам, не замечая явных ошибок. — А как здорово держу спину. Как настоящая хавирка, правда?

Вместо похвалы, Кайя оборвала ее радость.

— Отпустите седло. Что я вам говорила?

— Держать обе руки на поводьях. Знаю, знаю… — Мириам карикатурно изобразила ее мимику, передразнив, но Кайя все равно заразилась чужой улыбкой.

Девочка ей нравилась. С ней было хорошо, спокойно. Несмотря на тяготы ее недуга, маленькая госпожа обладала живым умом, заводным характером, радовалась жизни так, как ей могут улыбаться только наивные дети. Рядом с ней Кайя приходила в себя, словно оттаивала, вновь хотела жить.

Последний месяц казался ей дурным сном. После того как на нее свалилось осознание собственного положения, правда о разоренном доме, жестокой заботе ее диара, Кайя впала в оцепенение. Видела свои действия со стороны: двигалась, ела, спала, отвечала, когда к ней обращались, что-то говорила сама. Оставаясь же в одиночестве, подолгу уходила в пустые мысли, закрывалась, почти не проявляла эмоций, ничего от себя не ждала, ничего не требовала. Смирилась, приняла, даже научилась оправдывать его поступки, но не простила.

Ни разбитого доверия, ни тайн с его стороны, жестокости, ни пренебрежения к ней самой. Что не видел в ней равной. В который раз оставил в одиночестве с черными помыслами, ее кошмарами, вновь не дал ответов.

Не простила того, что оттолкнул.

Первые дни после их разговора, короткой, успевшей обжечь и жаром, и холодом близости, она из упрямства не выходила из своих комнат. Гнала от себя Маит, больше не подпускала Кирана, хоть в этой малой победе отстояв себя. Опять приблизила Самиру, но скорее из страха за немолодую служанку, нежели из прежней дружбы.

Выглядела пожилая хавирка странно, если не пугающе: сдавала на глазах, будто само солнце Меодана тянуло из нее последние соки. Поначалу Кайя не находила объяснений, почему ал-шаир оставил Самире жизнь, почему не тронул, если с такой легкостью уничтожил чужими руками степную ставку. Но, присмотревшись к служанке лучше, она начала подмечать не только внешние перемены. Что-то творилось внутри карих глаз: темное, пустое. Наверное, диар как-то повлиял на ее разум, внушил требуемое или отнял воспоминания. Спрашивать же его напрямую Кайя боялась.

Виделись они редко. С той ночи ал-шаир приезжал всего дважды и оба раза не стал задерживаться в поместье. Ей и вовсе уделил несколько минут. И хоть она сама замыкалась, давила любопытство, не шла на разговор, такое отношение с его стороны ранило глупую гордость.

Диар не настаивал. Не искал ее общества, скорее проверял, оценивал состояние, пристально вглядывался в глаза и также молча уходил. Он тоже изменился, тоже не проявлял эмоций, стал еще более закрытым, сосредоточенным, и даже когда был с ней рядом, каре-синий взгляд оставался далеким, обращенным внутрь, куда-то за пределы ее понимания. Кайя знала, что все его время уходит на какой-то ритуал, подготовку к важному религиозному событию, кажется, ави-вардэ, о котором ей случайно проболталась Мириам. Подробностей девочка не выдала, она и не просила. Его мир по-прежнему вызывал отторжение, ненависть, по-прежнему не имел веса в ее глазах, даже после его скупых признаний.

Странно, что при всем этом он позволил сблизиться со своей сестрой, не запретил общение между ними…

Поймав на себе лучистый взгляд, Кайя привычно улыбнулась, но бледное лицо девочки отчего-то омрачилось болью. Несколько секунд, и Мириам задрожала, неожиданно разрыдавшись в голос. Громко, не сдерживаясь.

— Что с вами? — она быстро спешилась, подбежала к ней и силком стащила с лошади, усаживая на траву. — Вам больно?

О недуге юной госпожи ей почти ничего не было известно, сама же Мириам делиться не захотела, скорее всего, не имела права о том говорить. И теперь, все чаще проводя с ней время, Кайя опасалась, что страшный приступ, свидетелем которого ей однажды уже не посчастливилось стать, вернется.

— Я приведу ваших служанок, позову Маит!

Девочка поспешно замотала головой.

— Не надо, пожалуйста. Только не зови никого. Я сейчас успокоюсь, обещаю.

— Но вы вся холодная. — приложив руку к бледной щеке, Кайя повторила вопрос. — Вам больно?

— Не больше чем обычно. Это не приступ. Не бойся.

— Тогда что?

— Мне страшно. — встретившись с ней прямым взглядом, Мириам вновь затряслась в рыданиях. — Кайя, мне так страшно.

— Ал-шаир поможет вам… — она растерянно огляделась, но девочка не дала закончить фразу.

— Я не за себя боюсь, глупая. За моих братьев. Если я их потеряю, если потеряю Рэма, я останусь одна. Я пропаду без него, Кайя.

— Ничего с ним не случится. Подумаешь, какой-то ритуал.

— Ты ведь понятия не имеешь, о чем говоришь.

Кайя не удержалась от гневного замечания:

— Конечно, не имею. Никто ведь не посчитал нужным что-то мне объяснить.

— Не говори так. Дело не в тебе. Нам не положено раскрывать таинство нашей силы перед… Перед, — Мириам безуспешно пыталась подобрать слово.

— Чужаками?

— Я не это хотела сказать. Не сердись.

— А ты не реви. — грубо прервала Кайя. — Все у твоих ал-шаиров будет хорошо.

Мириам проглотила или не заметила откровенную дерзость.

— Они могут погибнуть…

— Что⁈ — против собственной ненависти, по коже прокатился озноб, страх за него. — Вы уверены?

Черная степь, зачем ей лезть во все это? Спрашивать? Позволять словам Мириам травить ей душу? Или уже забылась его милость? Зачем самой же причинять себе боль?