Хозяйка старой пасеки 2 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

Батюшка усмехнулся в бороду.

— Гроб, конечно, символ смерти. Однако он не священен сам по себе. Его окропляют святой водой только вместе с усопшим. И с этой точки зрения то, что я вижу, — он снова указал на гроб с перископом, — лишь деревянный ящик. Созданный с определенной целью, не спорю. Но сама конструкция его противоречит замыслу божьему. Нет греха в том, чтобы использовать созданное для смерти ради блага живых. На что вы хотите пустить эти доски? Использовать при ремонте дома?

— На ульи. Хочу опробовать новую систему, позволяющую не убивать пчел по осени.

— Значит, то, что должно было быть вместилищем праха, станет домом для живых божьих созданий? — Он широко улыбнулся, бросил многозначительный взгляд на Акульку, которая таращилась на нас, разинув рот. — Благословляю тебя, дочь моя, на подобное дело. И с удовольствием благословлю и твою пасеку с новыми ульями.

10

Но если бы только гости мешали мне разобраться в собственном имуществе! Повседневные дела тоже не ждали — и ждать не собирались. Напомнила мне о них Стеша:

— Барышня, дозвольте медвежатину к ужину изжарить. Ежели вы, конечно, вкуса дичины не чураетесь.

Я подпрыгнула.

— Не смей!

— Так я же для господ, — залепетала она. — Нам-то, понятно, барское мясо…

— Да я не о том! Мяса мне не жалко, десятка пудов на всех хватит. Но его нужно готовить по-особенному.

— Медвежатина хорошая, свежая, чего ее особо готовить? Дед мой сказывал, на барской охоте прямо сразу дичину нарезали да на прутиках над костром жарили для господ.

— Свежая-то свежая, но сперва нужно… — Я оборвала себя на полуслове. Где и как я собралась проверять это мясо на трихинеллез?

— Сперва что, барышня? Вы скажите, я все исполню в точности.

— На охоте свежее мясо скорее ритуал, чем настоящая трапеза, — сказал Нелидов. — Медвежатина отдает железом, если ее не вымочить, а для мягкости лучше готовить долго, как и любую дичину. — Он улыбнулся и добавил, словно извиняясь: — Вы наверняка знаете все это лучше меня, Глафира Андреевна.

— Вот и я говорю, нужно сперва вымочить, — выкрутилась я. — Самое малое — на полдня в воде. А лучше сперва в воде, а потом в квасе или в воде с травами. Но самое главное — медвежатину, кабанятину и мясо других всеядн… зверей, которые не только траву едят, но и мелкой живностью не брезгуют, нужно готовить не меньше четырех часов, а лучше шесть.

Стеша озадаченно моргнула. Опять я попала впросак. Ну как ей объяснить, что такое четыре часа, если она и часов-то не видела?

— Столько же времени, как от восхода солнца летом и до обеда, — подсказал Нелидов.

Она потеребила косу, размышляя.

— Дед мой как-то медвежатину принес, поставил в горшке в печь на всю ночь. Чеснока много положил, сверху смальца немного чтобы сдобрить — ох и вкуснотища была! — Она простодушно добавила: — Только я думала, это для мужиков, а господам чеснок слишком духовитый.

— В самый раз, — сказала я.

Стеша снова потеребила косу, глянула на отчаянно кривляющуюся, будто желающую ее предостеречь, Акульку, и все же заговорила.

— Барыня, а дозвольте спросить, остальное мясо как желаете сготовить? Пропадет ведь. Вы хоть извольте распорядиться, чтобы парни его на ломти нарезали да повесили вялиться, ежели соли нет в бочки сложить как следует.

— Сушить нельзя ни в коем случае. Дело не только во вкусе и мягкости. В такой дичине часто бывают… — Да, тут на домового не спишешь. Что бы придумать? — Лес велик, и в нем всякое случается. Иной раз и нечисть водится, которую доброму человеку лучше не трогать.

Обе девочки синхронно сотворили священный жест.

— Людям бог дал разум понимать, что можно делать, а чего нельзя. А у зверей диких, пусть это даже хозяин леса, как медведь, такого разума нет. Может забрести куда не следует и порчу от лесной нечисти поймать.

Стеша задумчиво покачала головой.

— Хозяин леса сильный, его порча просто так не возьмет.

— Его не возьмет, — подхватила я. — А человека, который такую дичину добудет, скрутит только так. Сперва лихорадка начинает бить, потом глаза опухнут, одни щелочки останутся, потом все тело ломать станет, будто его тот медведь в лапах мнет. Повезет, если на том и закончится, а если не повезет — так за месяц и в могилу сойдет.

— Получается, если мясо долго в печи держать или варить, порча уйдет? — недоверчиво переспросила Акулька.

— Умная ты, а дура! — заметила Стеша. — Огонь — он любую порчу одолеет. Только эта, про которую барышня говорит, видать, действительно сильная.

— А то не сильная! Помнишь, о прошлом годе на господ будто мор какой напал? Батюшка сказывал, только и успевали с отцом Василием соборовать. А ведь в Поддубках барин знатным охотником был, на медведя сам любил с рогатиной ходить. Хвастался, что с государя, отца нашей императрицы, в этой забаве пример взял.

— Откуда же мне знать, что там у господ творится? Мы на земле, а они — вон! — Стеша указала на небо. — Пока дед мой жив был да при старом барине служил, иной раз и…

Она глянула на меня — не получит ли нагоняй за то, что сболтнула лишнего.

— Так толкую же тебе, батюшка мой сказывал, он-то точно знал, где кто народился да кто помер. Порча такая верно есть, правду барышня говорит. Может, не больно частая, а может, не все помирают, потому про нее много не говорят.

— Или готовят, как мой дед учил. Печь — она и от хворобы, и от порчи защита. — Девушка поклонилась мне. — Как вы велите, барышня, так и сделаю.

— Можжевельника еще немного добавь, — приказала я. — А сало возьми не медвежье, а свиное, там оставалось еще немного.

Я вышла вслед за ней во двор, кликнув мальчишек. Приказала отделить мясо от костей, разложить в бочки и тоже залить водой: пока вымачивается, решу, что с ним делать. Нутряной жир собрать отдельно. На вкус он так себе, но пригодится при простудах, если нужно будет сделать мазь, а может, предложу немного Ивану Михайловичу вместе с желчью, которая сейчас сохла в тени в пузыре. Хрящи нужно будет собрать, чтобы сварить качественный клей, а кости — обжечь и смолоть. Костная мука пригодится и курам, и лошадке, да и растениям. Пожалуй, мне надо нанять еще работников — только начала, а уже дел невпроворот!

— Я недолго с вами знаком, но вы не показались мне суеверной барышней. Откуда вы знаете об этой порче? — спросил Нелидов, когда мы возвращались в амбар после раздачи ценных указаний всем, кто не успел увернуться.

— Это не порча, это болезнь. А откуда знаю… — Я вздохнула. — Я родителей-то своих толком не вспомнила, а вы хотите знать, откуда я знаю.

Он потер подбородок.

— Что ж… Если вы правы — долгая варка убережет нас всех от серьезной опасности. Если нет — вреда от нее точно не будет, только мясо вкуснее станет.

— Вы действительно философ, — хмыкнула я.

Он пожал плечами, пряча улыбку.

Когда солнце повисло над крышей флигеля, вернулся Герасим. Вместе с ним и еще двумя мужиками в телеге сидел Гришин.

— Подобрали меня мужички в Воробьево, за что им благодарность, — пояснил он, хотя я ничего не спрашивала. — Не дали ноги до колен стоптать. Если бы и с языком так же могли помочь, а то он сегодня похлеще ног работал.

Я хотела полюбопытствовать, удалось ли ему что-то разузнать, но пристав покосился на мужиков, внимательно глянул на меня, и я заткнулась. Не стоит портить «легенду». И в усадьбе, и за ее пределами пристав ходил одетый как полагалось человеку его сословия. Разве что одежда была почище и поновее, чем у мужиков.

— С бывалым-то солдатом все поболтать горазды. А как услыхали, что я грамоте разумею, как сговорились все — тому письмецо напиши, тому прошение составь.

— А то ты внакладе остался, — проворчал один из мужиков. — Вот ведь везет некоторым, знай себе лясы точи да бумагу карябай, а змейки сами в карман прыгают.

— Зато твоя работа видная. — Гришин похлопал по доскам, лежавшим в телеге. — Что бы из этого ни сделали, долгонько простоит. А моя — только кляксы чернильные. Хорошо если бумагу просто под сукно положат, а то и вовсе, не при барышне будь сказано, куда пустят.