Турнир пяти королевств (СИ) - Боярова Мелина

— Ты обманул их! Подло использовал доверие, играя чужими жизнями! — Меня затрясло от злости и бессильной ярости. — Предатель! Зачем? Зачем тебе это? Я никогда не отдавала таких приказов. Это не моя воля. Это… Мерзость!

В зале для совещаний воцарилась оглушительная тишина, напряжение достигло накала и стало невыносимым. Но Сихилл, казалось, не обращал внимания на то, что окружен моими верными людьми. Многие не понимали, что происходит, но инстинктивно занимали мою сторону. Главнокомандующий вел себя странно. Он впервые публично снял маску, и этот оскал смерти с холодным выражением зеленых глаз не предвещал ничего хорошего.

В мыслях я прокручивала десятки предположений, чем обернется предательство Калима, и все они заканчивались худшим образом. Он знал обо мне все: расположение убежищ, наши сильные и слабые стороны, скрытые резервы, вплоть до количества артефактов и установленных по всей империи порталов. У него имелся доступ во дворец и мои покои. Ему известны тайны, о которых не подозревали другие. И эти сведения Сихилл мог использовать против меня и моих близких.

— Не твоя воля? — Голос древнего понизился, напоминая тот самый тембр, который слышала в безвременном пространстве. — А разве твоя воля смогла бы их спасти? Ты думала о цене, а не о цели. Города погибали, пока ты медлила и собирала жалкие армии. Я только ускорил процесс. Помог увидеть неизбежное, потому что лишь жертва, достойная памяти, даровала спасение.

Мужчина шагнул ко мне, а воздух в помещении будто стал плотнее, насытившись запахом озона и призрачного тлена. Сендары машинально выступили вперед, закрывая меня собой. По телу Калима прошла спазмирующая волна, мышцы на теле заметно напряглись, а глаза на секунду утратили яркость потусторонней зелени и исполнились беззвучной мольбы.

— Калим! — Я вздрогнула, на миг увидев прежнего друга — чистого, верного и страдающего. — Сражайся с ним! Не дай ему взять верх над тобой! Ты сильнее! Ты…

— Глупая, добросердечная Тай! — Сихилл расхохотался жутким скрежещущим смехом, напоминающим звук ржавых клинков, трущихся друг о друга. Его лицо исказилось в гримасе, чужой и одновременно знакомой, глаза налились чернотой, словно сквозь них проглядывала сама тьма, лишенная человечности. Это был не Калим, а чудовище, затаившееся в его оболочке. — Теперь ты увидишь истинную мощь древней магии, моя королева!

Сихилл слитным движением подался вперед, сметая с пути сендаров, будто их сила и способности ничего не значили. Они рухнули на пол изломанными куклами, а пальцы чудовища сомкнулись на моем горле, как стальные тиски. Я захрипела, пытаясь вырваться, используя приемы для освобождения из захвата. Но Сихилл не оставил ни малейшего шанса, будто чувствовал каждый мой порыв, как на поле боя, когда сражались с ним бок о бок. Он выдрал из рук древний кинжал, который ему ничуть не навредил, а в следующее мгновение вокруг нас задрожал и заискрился воздух.

Я ощутила вихревые пространственные потоки, которые сжимались и расширялись одновременно, пульсируя чернильной тьмой и зловещим зеленым свечением. Без единого звука, разрывая ткань реальности, рядом с нами распахнулся портал. Из чернильной темноты дохнуло зловонным разложением, смешанным с запахом сырой земли и могильной плесени. Изнутри донесся гулкий утробный рев, испускаемый десятками тысяч неживых тварей, почуявших свежую кровь.

От нехватки воздуха у меня поплыли темные круги перед глазами. Я заметила, как Мирэлос, Эрметт и остальные бросились на подмогу, обнажая оружие. Но было слишком поздно. Их крики, полные ужаса и ярости, потонули в зияющей бездне, сомкнувшей над нами зловонную пасть. Меня оторвало от пола и зашвырнуло в воронку портала. Холодная, могильная магия опутала темным коконом, вызывая тошноту и головокружение.

— Ну, вот и все, Таурелия! — проник в сознание голос Сихилла, пронизанный нотками злорадства и бесконечной усталости. — Скоро ты предстанешь перед Темным королем, который давно ждет встречи с тобой.

Крик отчаяния застрял в горле, когда я осознала, что означали слова предателя. Но воспротивиться происходящему или помешать переносу у меня недоставало сил. Тело закрутило в воронке перехода, пронизывая леденящим ужасом и ревом оглушительного вихря. Привычный мир, где остались друзья и близкие, исчез. Пространство вокруг поглотила чернота и наступившая через пару мгновений мертвая тишина, в которой бешеной пульсацией колотилось мое сердце.

Вывалившись из портала, я с высоты рухнула на что-то твердое и холодное, ощутив остроту каждого камешка, стремящегося продавить защитный барьер. Вкус металла и пыли заполнил рот, а мерзкий запах тлена проник под кожу. Сознание на миг вышибло из тела, погружая в кромешную тьму.

Но беспамятство слишком желанно, чтобы мне позволили им наслаждаться. Защита браслета исчезла, едва только его сняли с руки. Я моментально почувствовала, как в спину впиваются острые осколки, причиняя дискомфорт. От удара, наверное, повредились ребра. Каждый вдох давался с трудом, а легкие горели, не в силах справиться с тяжелым воздухом, отравленным тысячелетним тленом. Холод сковывал затекшие мышцы, и каждая клеточка трепетала от страха, пронизанная жутким осознанием действительности.

Когда глаза адаптировались к темноте, я разглядела очертания изломанных колонн, уходящих в чернильное небо, сквозь которое не пробивался ни единый луч света. Статуи и барельефы были разрушены и изъедены черной плесенью, мозаичные картины исчезли под налетом мха и многовековой слизи. От массивной конусообразной люстры остался жалкий остов с тусклыми, зловеще мерцающими стекляшками. Ветви гигантских мертвых деревьев Иринтала пронзали каменную кладку, разрывая на части, словно живые щупальца монстра, уничтожающего все на пути. Тяжелый металлический воздух отдавал насыщенным запахом погребальных костров и темной энергии, гниющая аура которой проникала в тело и отравляла изнутри. Здесь царило древнее зло. Оно витало в каждом вихре костяной пыли, звучало предсмертными хрипами в каждом шорохе или скрипе раскрошившегося от времени камня.

Не зря Сихилл показывал мне дворец Темного короля! Наверняка, рассчитывал, что в этом разрушающем мраке я угадаю величественное сооружение, которым древний эльф его запомнил. Жаль только, что все усилия оказались напрасными, а надежды рухнули в одночасье, сломленные изменой человека, которому я безгранично доверяла. Вины Калима в том не было. Он наивный ребенок перед опытом могучего древнего эльфа.

Я лежала на плоском алтарном камне, обездвиженная магическими путами. Украшения и артефакты исчезли, как и пространственные хранилища, набитые оружием, зельями и другими полезными вещами. Я могла только крутить головой, чтобы осмотреться. Из-за ограничения видимости просматривались не все зоны помещения. Я кожей чувствовала присутствие нежити, источающей тяжелую ауру смерти и могильный холод.

Сгущающимся мраком, сотканным из тьмы, ко мне приблизилась могучая фигура Рийвана хин Тарена. Последний король эльфов, оживший кошмар, возвышался исполином, закованным в латный доспех. Вместо лица зиял провал, наполненный чернильной тьмой, в глубине которой горели два ядовито-зеленых огня. Не успела я ужаснуться видом противника, как рядом возник другой силуэт. Более хрупкий, изящный, но не менее зловещий — мертвая королева Лиурелия Алахаст, с которой довелось столкнуться в ледяной пустоши. Некогда прекрасная эльфийка, чья красота прогнила насквозь и растворилась в веках, оставшись болезненными отголосками истлевшей плоти.

Нежизнь в мертвых телах последних эльфийских правителей поддерживалась чудовищной искаженной магией, окутывающей королевскую пару невидимым саваном.

— Повелитель! Моя королева, я исполнил последний приказ. — Скрежещущий голос Калима разнесся по развалинам, поднимая легкие завихрения могильной пыли. — Избранная доставлена вместе с полным артефактным доспехом и кинжалом.

Я ощутила невольную дрожь, пронизанную безнадежностью и предчувствием скорой смерти. Темный король медленно повернул голову. Едва заметное движение наполнило воздух невыносимым давлением силы, вызывая ощущение, что передо мной распахнулась древняя гробница, разом выпуская скопившуюся тьму. Из груди короля вырвался низкий, хриплый звук, воплощающий тысячелетнюю боль и жажду разрушения.