Слишком хорошо (ЛП) - Коринн Майклс

Он выбежал из дома, и я услышала, как заскрипели шины по дороге.

– Я этого не понимаю.

– Я тоже не понимаю. У нее был сын, которого она любила, и внучка. Роуз было всего два года.

– Ты ведь знаешь, что у моей мамы была тяжелая депрессия?

– Да.

Мы с Кэролайн часами разговаривали о детстве, и ее детство было почти таким же, как у Леклана. Разница была в том, что мать Кэролайн обратилась за помощью. В ее доме не было клейма, связанного с психическим здоровьем, и к этой болезни относились как к любой другой.

– Моя мать часто заставляла нас ходить с ней на сеансы психотерапии. Мы с братом чертовски ненавидели это. Мы были маленькими и ничего не понимали. Родители ограждали нас от действительно мрачных времен. Мне пришлось несколько недель пожить с бабушкой и дедушкой в Нью-Джерси. Мы думали, что это просто каникулы, но позже я узнала, что отцу нужно было отвезти ее в специализированное лечебное учреждение, и он не хотел ее там оставлять.

Я едва заметно улыбаюсь на последнем слове, а Кэролайн улыбается еще шире.

– Это мило, правда?

– Правда.

– Он любил ее в болезни и в здравии. Было много действительно прекрасных времен. Когда она принимала правильные лекарства и регулярно ходила на терапию. Я хочу сказать, что мама пыталась объяснить нам, что она переживала в своей голове. Депрессия – лжец и вор. Она лишает тебя радости и заставляет поверить, что отчаяние заслуженно, говорила она. Она берет одну плохую мысль и питает себя, пока не станет настолько большой, что у тебя не останется выбора, кроме как поверить в нее.

Я откидываюсь на спинку кровати, позволяя тяжести этих мыслей осесть вокруг меня.

– Должно быть, это такое бремя – жить в этой печали каждый день.

Кэролайн тяжело вздыхает.

– Моя мама смогла получить необходимую помощь, и ее поддерживала семья. Если бы его мама отказалась...

– Нет, в каком-то смысле так и было, но я понимаю, что ты имеешь в виду. У его отца не было выбора остаться дома. Он был вынужден отправиться на службу.

– Все, что я пытаюсь объяснить, это то, что точка зрения Леклана отличается от твоей. Он жил этим, наблюдал за этим, чувствовал все, а потом она решила – в его понимании – бросить его. Неважно, что он был взрослым мужчиной с собственным ребенком, потому что мать Роуз решила бросить ее. Это просто... ужасно.

Да, и я сама оказалась в самом центре этого.

– Я бы никогда так с ним не поступила.

Кэролайн грустно улыбается.

– Но ты это сделаешь, когда закончишь это задание.

– Это не выбор! Я живу в Нью-Йорке. У меня есть работа.

– А у его отца не было выбора, но он все равно винит его...

Глава двадцать четвертая

Леклан

– Увидимся через несколько недель. Я навещу вас с Роуз, – говорит Каспиан, загружая машину.

– Звучит неплохо.

– Как дела у вас с Эйнсли?

Мои глаза на секунду расширяются.

– Что?

– Знаешь, вы, ребята, ненавидите друг друга.

– Нет, не ненавидим.

Абсолютно не ненавидим, и в этом вся загвоздка. Я люблю ее. Люблю уже очень давно и знаю, чем все закончится. Через неделю или две она вернется к своей жизни, а я продолжу делать то, что лучше для Роуз. Я дам ей стабильный дом, с отцом, который ее не бросит, где ей будет комфортно.

Он смеется над этим.

– Послушай, если ты не ненавидишь ее, значит, ты глубоко влюблен в эту девушку.

Я посмеиваюсь, и в моем голосе звучит сарказм.

– Уверен, тебе бы это понравилось.

Каспиан закрывает багажник и прислоняется к нему.

– Ты и Эйнсли?

– Да, ты и адмирал со своей чрезмерной опекой. У нас нет ни одного шанса.

– Я бы не был против этого.

Что? Он что...

– Не был бы против?

– Нет, во-первых, Эйнсли – взрослая женщина и сама делает свой выбор. Если бы я попытался сказать ей, что она не может встречаться с кем-то, думаю, она бы вышла за него замуж, просто чтобы позлить меня. Более того, ты для меня как брат. Я доверяю тебе свою жизнь, и я бы точно поверил, что ты никогда не причинишь ей вреда. Я не говорю, что я поддерживаю это, потому что я уверен, что она убьет тебя. Она страшная.

Я принудительно смеюсь.

– Она нечто.

Его глаза сужаются, и он смотрит так, будто видит меня насквозь. – Ты... неравнодушен к моей сестре?

Не знаю, врал ли я ему когда-нибудь за все годы нашей дружбы. И не собираюсь начинать сейчас.

– У меня давно есть к ней чувства.

У него опускается челюсть.

– Прошу прощения, в какой гребаной вселенной я проснулся? Правда?

– Послушай, Кас, это сложно, но знай, что я никогда не причиню ей вреда. Никогда. Если, между нами, что-то изменится, ты узнаешь об этом первым.

Я ни за что не расскажу ему о нашей нынешней договоренности, и, поскольку ничего больше не будет, все останется по-прежнему.

– Ты ведь знаешь, что она любит тебя, правда?

– Она может думать, что любит, но она узнала, какой я осел.

Он проводит пальцами по волосам и вздыхает.

– Если она не поняла этого почти за двадцать лет, вряд ли она сделает это сейчас.

Я смеюсь.

– Как я уже сказал, я не причиню ей вреда.

– Между вами что-то произошло?

Когда я собираюсь открыть рот, он поднимает руку.

– Забудь, что я спрашивал об этом. Я не хочу ничего знать. Просто знай, что, если ты причинишь ей вред, а я знаю, что ты сказал, что не причинишь, я выбью из тебя все дерьмо и встану на ее сторону.

– Как и должно быть, и если я причиню ей боль, я позволю тебе бить меня до тех пор, пока тебе не надоест, – клянусь я.

– Тогда ладно.

– Хорошо.

Он тяжело вздохнул.

– Ну, мне лучше отправиться в путь, а тебе нужно забрать Эйнсли.

– Все в порядке? – спрашиваю я, желая убедиться, пока он не уехал.

– Конечно. Я просто... Я немного шокирован, хотя, может, и не должен.

– Что это значит?

Каспиан смеется.

– Просто у меня такое чувство, что признаки были уже давно, просто я не хотел их замечать. Не знаю, между вами всегда была какая-то странная связь. Когда вы не разговаривали последние четыре года, я боялся спросить, почему. Теперь я действительно боюсь.

Я вспоминаю ту ночь, когда она появилась, как чертов ангел, который собирался вытащить меня из ада, в котором я находился, а потом я сломал ей крылья. Я знал, что Эйнсли была единственным человеком, который мог дать мне утешение, но я только брал и брал, потому что был чертовски зол.

Все мои мечты рушились.

Я хотел играть в профессиональный футбол – не получилось.

Я хотел иметь семью – мать моего ребенка ушла.

Я планировал остаться в Вирджиния-Бич, опереться на родителей – моя мать предпочла умереть, вместо того чтобы бороться.

План за планом просто рушился.

А потом она сбежала.

И все желания, надежды, мечты и стремления пронеслись передо мной.

Я смотрю на своего лучшего друга, не зная, что сказать.

– Ты действительно хочешь знать?

– Мне захочется ударить тебя?

– Определенно.

Он заглядывает в грузовик и видит там Роуз, которая улыбается ему.

– Я добавлю это в твой счет.

– Звучит как план.

Роуз опускает окно.

– Папочка, можно мы сейчас поедем за Эйнсли? Я хочу увидеть адмирала и сесть на корабль.

Каспиан поперхнулся.

– Какими безумными историями ты кормишь этого ребенка?

– Твоя сестра рассказала ей о круизе.

– А-а-а, – Каспиан ухмыляется, и я уже видел этот взгляд раньше. Он точно заставит меня заплатить за предыдущий разговор. – Знаешь, Роуз, тебе стоит сказать адмиралу, что ты хочешь посмотреть на корабль сегодня.

– Сегодня? – ее ореховые глаза светлеют.

– Он возьмет тебя, я уверен.

Я стону.

– Сегодня у нас нет на это времени из-за твоих соревнований по чирлидингу, милая.

– Но, папочка! Я хочу увидеть большую лодку!