Сад чудес и волшебная арфа - Лайнс Джанетт

Одна из дам, что покупали у Лаванды цветы на привокзальном рынке, оторвалась от витрины модистки и приветствовала девушку:

– Какое у вас интересное платье, мисс Фитч. Приятное своей старомодностью.

Ни одну из стильных вещей, выставленных на продажу, Лаванда себе позволить не могла. Отправившись в чайную лавку Блэклока, она сосредоточилась на самом необходимом: чае и овсянке. После платы гробовщику ее кошелек заметно потощал. Девушка остановилась перед витриной чайной лавки, чтобы отдышаться, и напомнила себе проявлять сдержанность. В искушениях у Блэклока недостатка не было. Но стоило ароматам дальних стран проникнуть в ноздри, как самообладание вырвалось из-под контроля, и хозяин, мистер Блэклок, понял, что эту покупательницу легко поймать на крючок. Окно, в котором отражалось костлявое тело Лаванды в воздушном наряде, украшала прекрасная коллекция чая, кофе, сахара и бренди.

Внезапно позади появилась другая, более высокая фигура, словно взявшая ее в темную рамку.

Высокое отражение звучным голосом произнесло:

– Вы порекомендовали бы это заведение, мисс Фитч?

Лаванда повернулась. Это был Роберт Траут. Он запомнил ее имя. Девушка огляделась и не увидела поблизости никаких признаков его рослой спутницы под вуалью, знаменитой духовидицы. Мужчина, даже не путешествуя, сохранял привычку превосходно одеваться. Твидовый костюм выглядел новым, как и шляпа-цилиндр. Шею охватывал пластрон с широкими, как у шарфа, концами, скрепленный золотой булавкой, – совершенно нехарактерная для Бельвиля вещь. В руках у Роберта была книга в кожаном переплете, тоже необычное явление для их деревни. Лаванда никогда не видела, чтобы кто-нибудь ходил с книгой. Из нагрудного кармана Роберта выглядывал карандаш. Может, для записи сообщений от усопших?

– Мисс Фитч?

Он ведь задал вопрос. Припомнив вчерашнюю перекошенную блузку, Лаванда на мгновение онемела, хотя не была уверена, что Роберт Траут это заметил. И решила вести себя как ни в чем не бывало.

– Рекомендовать? – пробормотала она. – Почему бы и нет. Весьма. – Нет, слишком неопределенно. Надобно уточнить. – У Блэклока лучший чай в Бельвиле, если вы ищете именно чай. У него еще и французский бренди продается. – Последнее она добавила, дабы показать, что их деревня не чужда столичных веяний, а здешние духи, возможно, поддерживают заезжих спиритистов.

Она раскрыла зонтик, чтобы создать видимость уединения, а Роберт Траут придвинулся. Они стояли под зонтиком, словно под крышей шатра, отделенные от остального мира. Эта крыша просвечивала, отбрасывая мягкий свет и смягчая изуродованную сторону лица мужчины. Он листал страницы книги, погрузившись в глубокие раздумья.

Тишина тяжело ударила Лаванде по ушам.

– Полагаю, вы находите нашу деревню скучной, – осмелилась нарушить молчание она, – ведь вы и Аллегра люди светские, искушенные. – Лаванда подозревала, что называет его напарницу слишком фамильярно, но не знала, как к ней обращаться: мисс, миссис, мадам, госпожа или еще как-то?

Ее слова, задуманные как безобидное замечание, вызвали тень у него на лице, и девушка пожалела, что завела разговор об этом.

– Мы здесь собираемся работать, – ответил он глухим, тоскливым голосом. Как будто работа не доставляла ему радости.

Дамы с похожими корзинками, подзадоренные видом Лаванды, беседующей с приближенным к провидице, начали проявлять явное любопытство.

Девушка наклонила зонтик, чтобы прикрыть их обоих от дотошных взглядов.

– Наверное, вы имеете в виду общаться с мертвыми, мистер Траут?

– Да, я буду помогать Аллегре, – ответил тот. И больше ничего. Он всегда такой скрытный?

Нет уж, она его додавит.

– А могу я спросить, сэр: вы сказали тогда на вокзале, что мы станем свидетелями чудес Прорицательницы «до того, как выпадет снег». Но сейчас только начало сентября. Обычно, за редким исключением, снег выпадает только в ноябре. Почему мы должны ждать так долго, чтобы увидеть ее чудеса? Что она будет делать все это время?

Опять эта скорбь. Где вчерашний оживленный, пылкий джентльмен, готовый молиться на ее цветочную тележку? Последний вопрос Лаванды его либо утомил, либо разозлил: она не понимала.

– Главное действо Аллегры требует тщательного изучения и длительной подготовки, – сухо пояснил Роберт. – А все это время она будет на вокзале гадать желающим на картах Таро, а также на чайных листьях. Это разожжет в людях аппетит и подогреет интерес к ее способностям пророчицы. К тому же подобное общение помогает ей уловить психический пульс общества, понять, куда мы попали. Аллегра считает гадание на Таро и чаинках важной вспомогательной работой. – Он тяжело вздохнул. Тень на лице стала глубже, и он решил сменить тему. – Вчера вы были в трауре, мисс Фитч. А сегодня от него не осталось и следа. Что случилось?

– Я решила, что пора его снимать, – заявила Лаванда. Чуть не добавив – «и даже заплатила гробовщику».

– Кого вы потеряли? Если мне будет дозволено поинтересоваться.

– Отца. Чуть больше года назад. Что же касается призвания мисс Аллегры, – Лаванда рискнула все-таки говорить о пророчице как о незамужней. Если это не так, ее поправят, – в этих краях у нее не будет недостатка в работе, потому что, хоть у нас уже давно не было вспышек холеры, поминальные звоны церковных колоколов все равно слышны часто. Это вполне может надолго задержать и мисс Аллегру, и вас здесь, в Бельвиле. А мы все с нетерпением ждем новостей из потустороннего мира.

Вроде речь шла о смерти. Но Роберт не поправил Лаванду, так что, похоже, Аллегра ему не жена. Зато сказал:

– Даже самым прекрасным цветам, мисс Фитч, суждено превращаться в нечто вполне материальное.

Это что, такая загадка? Возможно, Роберт намекал на ее букеты с вокзала. Лаванда подумала, нашел ли он, куда их все расставить. Интересно, что он сделал с пакетиком тысячелистника. Вручил какой-нибудь молодой леди? Или отдал Аллегре? Лаванде хотелось нанизать все его слова на нитку и спрятать, чтобы потом доставать, перебирать и обдумывать, поэтому она изо всех сил старалась внимать его изысканным речам. Ведь ей давно уже не доводилось слышать столь изящных высказываний: с тех самых пор, как расстроилась помолвка с человеком, любившим выражаться утонченно. С Арло Снуком они общались на сугубо домашние темы абсолютно просторечным языком; с миссис Клемент Роуз все беседы за чаем с пирожными сводились к обсуждению завидных холостяков, кои были хоть и весьма прагматичны, но напрочь лишены даже намека на утонченность и поэтичность.

Лаванда стремилась соответствовать красноречию Роберта.

– Но, мистер Траут, ведь материя порождает еще больше цветов. – Это наблюдение Лаванда почерпнула из книги мисс Эдгартон и чудесных сезонных превращений в собственном саду.

– Какая очаровательная чувствительность, – заметил Роберт.

Лаванду смутила его манера обрывать нить разговора, которому она пыталась придать более глубокий смысл.

– А вы с мисс Аллегрой уже приступили к работе?

Нетронутая сторона лица Роберта потемнела, напомнив Лаванде о мелькнувшей чуть ранее неприязни к этой самой «работе». Девушка пыталась нащупать подход к нужной теме, лавировала, перепрыгивая с одной мысли на другую, словно ялик с волны на волну на заливе под сильным ветром. Ее даже потряхивало. Так ведь и зонтик можно ненароком вывернуть наизнанку. Нет, надо взять себя в руки. Она как раз вошла во вкус и хотела знать.

– А где вы, сэр, с мисс Траут ведете… работу?

Лицо мужчины вспыхнуло, стало настороженным, испуганным, напряженным. Похоже было, что он вовсе откажется отвечать. Но все-таки ответил, причем тем же звучным голосом, в котором тем не менее слышалась опаска.

– В разных местах. Мы много читаем газет и разных документов. Посещаем кладбища. Аллегра ходит туда подпитываться энергией усопших.

– А вы, сэр, сопровождаете ее?

Роберт пожал плечами.

– Иногда. Если нужно что-то записать или еще как-то быть полезным. На самом деле, я и сейчас направлялся на кладбище, но увидел, как вы созерцаете эту витрину, и понял, что пообщаться с вами куда более приятная перспектива, чем рассматривать унылые надгробия.