Сад чудес и волшебная арфа - Лайнс Джанетт

Она взяла деньги и пересчитала. Там оказалось меньше трети от оговоренной в контракте суммы. Девушка вопросительно посмотрела на возчика.

– Это же намного меньше, чем мы уславливались, – возмутилась она.

Он пожал плечами.

– Миссис Кастри сказала, что еще я должен взять отсюда немного себе за хлопоты. За доставку то бишь. Об остальном вам, думаю, лучше поговорить с ней, потому что я знать ничего не знаю.

Голова у Лаванды взорвалась болью.

– Но это же несправедливо. А больше миссис Кастри ничего не сказала?

– Сказала. Что эта сумма – более чем щедрое вознаграждение за ваши старания. А еще посоветовала вам повнимательнее прочитать договор. «Пусть мисс Фитч изучит то, что написано мелким шрифтом, – вот прямо ее слова и есть, – тогда и поймет условия оплаты».

Лаванда покачала головой, и на глаза ей упало несколько прядей. Дрожащей рукой она откинула их назад.

– Меня не волнует, что написано «мелким шрифтом», – заявила она возчику. – Я свою часть сделки выполнила. А миссис Кастри меня ограбила, и вы, сэр, тоже меня ограбили.

Мужчина нахмурился, отчего лицо его, продубленное солнцем, изборожденное морщинами, покрылось новым складками.

– Ограбил, говорите? Вот так штука! Да рази ж дозволено вековухе-то называть джентльмена грабителем. Ишь, дочка аптекаря, упокой господь душу мистера Фитча, а такое говорит.

Лаванда была так раздосадована, что едва не затопала ногами. Мужчина смотрел зло. И явно провоцировал ее подойти к нему ближе, бросить вызов. Она и подошла, как ни противно было смотреть прямо в его наглые, бесстыжие глаза, прячущиеся в складках дубленой кожи.

– Да вы… сэр… вы не джентльмен.

В ответ он замахал перед лицом рукой, как бы отгоняя неприятный запах.

– Ха… Дак и вы не леди, потому что ни одна леди не воняет так, как целая… тьфу ты… бочка лука.

Затем, окончательно обнаглев, выплюнул прямо на крыльцо комок жеваного табака. Да уж, Лаванда не учла социальных последствий утренней трапезы. Но этот подонок заслужил, чтоб на него дыхнули луком.

– Денек-то больно приятный, не резон мне торчать тут да выслушивать оскорбления от вонючей старой девы, – отступил он. – Ваши деньги меня не касаются, а коль недовольны, так и обратитесь к миссис Кастри или выше, к шерифу или в полицейское управление… а то еще лучше, – и мужик издал непристойный смешок, – к самому принцу Уэльскому, хоть он-то нами побрезговал. – Негодяй повернулся, оставив на крыльце Лаванды зловонный табачный плевок, и раздраженно понукнул лошадь.

Лаванда расхаживала по своему ободранному саду. Остались только травы. Тимьян. Лимонный бальзам для сочувствия – сейчас очень нужен. Тысячелистник. Цветов не осталось, даже чтобы возложить на могилы родителей.

Она вернулась в дом и села за кухонный стол. Положила перед собой тонкую пачку банкнот, прибитую, как и ее надежды. Сосчитала. На эту мизерную сумму им с мальчиком не прожить целую зиму. Она мечтала о новом платье, но до этого – починить крышу. Но теперь не выйдет ни то ни другое.

Ждать спасения от принца на белом коне? Чепуха на постном масле, благоглупости из сказок. Директриса Корделл была права, когда с присущей ей учительской горячностью заявляла: «Юные леди, не надейтесь на принцев!» Она часто утверждала, что наступила эра новой женщины, пора разорвать оковы корсетов, пора ее ученицам облачиться в знания, стать чем-то большим, чем салонной декорацией и светской забавой.

– Леди, будьте готовы идти своим путем, – возвестила директриса, отирая слезу со щеки и вручая каждой диплом магистра гуманитарных наук, свернутый в трубку, перевязанную лентами, – потому что ваша судьба может измениться даже быстрее, чем погода на озере Онтарио.

В доме было устрашающе тихо. Арло Снук продолжал дремать, бедный усталый парень. Как теперь досадовала Лаванда, что за эти гроши разорила свой сад, сложив все цветочные «яйца в одну корзину». Можно было бы еще целый месяц торговать на привокзальном рынке, если бы морозы грянули поздно, как бывало в некоторые годы. Она попыталась вспомнить, куда спрятала контракт, о котором упоминал этот отвратительный возчик-грабитель. В саду она владычествовала, а домохозяйкой была всегда рассеянной, но важные бумаги обычно засовывала в нелепую корзинку на шкафу в столовой.

И действительно, ее цветочный контракт спокойненько лежал в корзине. Она изучила его: «Условия договора о приобретении цветочных букетов и гирлянд у мисс Лаванды Фитч (в дальнейшем именуемой как “Исполнитель”) и Комитетом Квинте по украшению (в дальнейшем именуемым “Q.D.C.”) для визита королевского принца Уэльского в сентябре 1860 года. Датировано 1 июня 1860 года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа, и подписано обеими сторонами».

Читая, Лаванда вспоминала: все действительно так и было. А внизу бумаги стояло:

«Если непредвиденные обстоятельства помешают принцу Уэльскому посетить Бельвиль, настоящий договор будет признан недействительным, Исполнителю же будет вручено небольшое вознаграждение, сумму которого определит Q.D.C.»

Рядом с графой «Исполнитель» стояла собственная неуклюжая подпись (по каллиграфии у нее в Кобурге были низкие баллы) Лаванды. Она скомкала бумагу и швырнула смятые слова на плетенный из тряпок половик. Казалось невероятным, что после всех заявлений, планов и трезвона о событии, которое по пышности обещало превзойти даже Рождество, визит принца не состоялся.

Лаванда вышла из дому и принялась бродить по саду. Все цветы убиты. Порезаны ради «небольшого вознаграждения». Ее изуродованный, опустевший сад мог стать подходящим сюжетом для картины госпожи Тикелл. Эксцентричная художница вполне могла бы назвать ее «Великое цветочное мошенничество». Будь отец жив, он бы наверняка вмешался. Аптекарь, не симпатизировавший оранжистам, честный гражданин (если не считать его привычек к расточительству, характерных скорее для богача), он смог бы убедить мэра в несправедливости договора и исправить ситуацию. Но Лаванда была одна, все ее замечательные гирлянды и букеты безмолвно увядали у причала, а впереди маячили тощие месяцы. Конечно, цветы распустятся снова, как писала мисс Эдгартон в своей книге, но сначала должна пройти целая зима.

Лаванда сидела в дальнем конце сада на большом, покрытом мхом валуне. Можно попросить помощи – взять денег в долг у миссис Роуз и ее мужа. Но это крайнее средство, потому что тогда милейшая дама уже не станет ограничиваться разговорами о замужестве Лаванды, а примется в неимоверных количествах откапывать ей женихов и, при необходимости, даже доставлять их до двери. Кстати, последний кандидат, как помнилось, был похож на ньюфаундленда, а предыдущий – на лаконскую гончую. Она с трудом продиралась сквозь их косноязычное суесловие. Но упорно старалась вникнуть во вздорные претензии, высказываемые на полном серьезе: ни один из них даже помыслить не мог о жене, которая «копается в грязи» или «торгует своей дребеденью на вокзале» – так они воспринимали ее любовь к растениям и труд в саду. И ни один не принес ей даже плохонького цветочка.

Зато у нее был целый короб чая, купленного у мистера Блэклока. Покупку следовало вернуть, тогда можно будет хотя бы купить овсянки. Встреча перед чайной лавкой с Робертом Траутом в цилиндре, их соревнование в остроумии, его байки об интуитивных прозрениях, о свете – все это вскружило ей голову, выбило из колеи, лишило здравого смысла.

И теперь у нее остался только порушенный сад.

Вернувшись в дом, Лаванда торопливо умылась, надела соломенную шляпку и оставила для Арло Снука записку на кухонном столе: «Ушла исправлять ошибку, скоро вернусь, Л.». Взяла сверток с чаем и отправилась в путь, приготовившись лицезреть свои цветы, уныло увядающие по всей деревне, испуская последний ароматный вздох.

Глава 5

Мистер Блэклок отказался забрать чай. Просто ткнул большим пальцем в большую печатную вывеску над кассовым аппаратом – разве мисс Фитч ее не видела? Она же висит там годами. «Никаких возвратов. Абсолютно. Без исключений».