Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

— М-м-м. А та повозка была единственной, в которой вы могли уехать.

— Так и было!

Уильям вновь вскинул брови.

— Знаете, я все еще хочу послушать вашу историю. Возможно, даже добавить ее в книгу.

— Что ж, теперь я вам точно ничего не расскажу, — строгим тоном отрезала Эвелин, но ее губы тут же невольно дрогнули в улыбке. — Но мне любопытна одна вещь.

— Только одна? — удивился Уильям. — А я-то думал, что меня окружает аура чрезвычайной таинственности.

— Мистер Кей — то есть Джек — сказал, что вы вернулись в Йорк, купаясь в лучах славы. Однако тем вечером вы утверждали, что день у вас выдался адский, как и весь год. По-моему, со славой это немного не вяжется.

Уильям вспыхнул:

— Плохие дни что, нынче запрещены?

— Конечно нет, — ответила Эвелин. — Но почему вы назвали год, в который вы, судя по рассказам, заключили очень выгодный договор с издательством, адским?

Уильям почесал бровь:

— Уверен, вы что-то не так запомнили.

— А я думаю, что запомнила все правильно.

— Нет, — ответил он уже более резким тоном. — Давайте-ка сменим тему.

От неловкого молчания их спас Джек, как раз вернувшийся с четырьмя бокалами шерри и маленькой черной доской, на которой было мелом написано сегодняшнее меню.

— У нас праздник, — объяснила Наоми, заметив, что Уильям уставился на напитки, как на яд. — Эвелин сегодня устроилась на работу.

— Работу? — фыркнул Уильям. — У таких, как вы, разве не аллергия на подобного рода вещи?

— Поздравляю, — сказал Джек, совершенно не обращая внимания на Уильяма и улыбаясь ей во весь рот. — Что за работа?

— В книжном магазине, — ответила Эвелин, принимая бокал у Наоми.

— В «Книжной лавке фонарщика», — уточнила Наоми.

— Он так не называется… — хором произнесли Уильям и Эвелин за мгновение до того, как тот изменился в лице.

— Прости, что ты сейчас сказал? — спросил Уильям одновременно с тем, как Эвелин уточнила:

— Он называется «Лавка Мортона». Мистер Мортон принял меня сегодня на работу.

Джек замер в недоумении, и в воздухе щелчком кнута раздалось изумленное «Что?!» Уильяма.

— Вы знаете этот магазин? — спросила Эвелин.

— Знаю? — Рука Уильяма крепче сжала бокал. — Это книжный моего дяди. Говарда Мортона.

— Да! Именно он меня сегодня и нанял.

Уильям залпом выпил шерри.

Джек с запозданием предложил:

— Выпьем!

— Это моя работа, — сухо произнес Уильям.

— Так-так, — сказал Джек, кладя руку на плечо друга. — По-моему, ты говорил, что не остановился у дяди лишь потому, что тогда он заставит тебя на него работать. Получается, все вышло наилучшим образом, разве нет?

— Черта с два все вышло «наилучшим образом». — Уильям щелкнул пальцами по бокалу, и тот звякнул. — Я не могу просто сидеть тут целый год и ждать, пока закончится весь мой аванс. Я собирался сходить к нему завтра и спросить, не сможет ли он взять меня помощником на пару дней в неделю — чтобы покрыть расходы и все такое. А иначе я останусь без денег уже к Рождеству.

— Подождите. — Эвелин покачала головой. — Вы сказали, что мистер Мортон ваш дядя?

— По сути, он ему больше чем дядя, — сказал Джек. — Он, можно сказать, его вырастил, да. Уилла отправили сюда из Ливерпуля после того, как…

— Достаточно. — Уильям хлопнул ладонью по столу, отчего бокалы на нем подпрыгнули. — Спасибо, Джек, но я и сам могу изложить всем историю своей жизни, когда и если того захочу.

Джек смущенно улыбнулся:

— Прости. Ты знаешь, каким я становлюсь, когда нервничаю. — Он соединил и разъединил пальцы, как бы изображая рот.

— Не нервничай, — сказала Наоми. — Я вот совершенно спокойна. — Она слегка понизила голос: — По-моему, чудесно пообщаться наконец где-то, кроме работы. Кажется, я доставляю белье в «Черный лебедь» уже много-много лет.

— Два года, — произнес Джек, кивая. — Два года, три недели и четыре дня, если точно.

Эвелин снова переключила свое внимание на него:

— Как ты это узнал?

— Потому что отметил это у себя в дневнике. Я написал, что увидел в тот день самую красивую женщину в мире и что надеюсь встретить ее и завтра, и увидел, а потом… — Джек остановился, и щеки его залились румянцем. — Ну вот, опять я ляпнул лишнего. Язык у меня как помело. Мисс Кларк, прошу, не смущайтесь, я не хотел…

Сидящая рядом с ним Наоми вся сияла.

— Думаю, это самое романтичное, что я когда-либо слышала, — сказала она.

Уильям встал.

— Прошу меня извинить, — произнес он. — Мне нужно пойти поговорить с дядей.

— Да ладно тебе, — одернул его Джек. — Он же не уволит Эвелин по первому твоему слову. Присядь и спокойно поужинай.

— Не уволит? — Уильям неохотно сел. В его взгляде, устремленном на Эвелин, читался нескрываемый вызов и что-то такое, что никак не поддавалось ее пониманию. — Это мы еще посмотрим.

Глава 16

— Уильям Мортон прямо как куст остролиста, — сказала Эвелин, когда они с Наоми после ужина шли домой. — Издалека прекрасен, вблизи — неприятен и колюч. Как думаешь, он серьезно говорил, что попробует сделать так, чтобы меня уволили? Я ведь только-только начала!

Наоми улыбнулась уголком рта.

— Я дам тебе, наверное, тот же совет, что дала мне мама, когда я начинала работать, — ответила она. — Звучит он так: «Лучше принять бой и получить удар в лицо, чем убежать и получить пулю в спину».

Глаза Эвелин округлились.

— Не ожидала, что в прачечных так опасно работать.

— Моя мама дает универсальные советы. — Наоми пожала плечами. — Но в одном она точно права: если ты чего-то хочешь, будь готова за это побороться.

— Побороться с Уильямом, ты хочешь сказать.

Эта мысль не давала ей покоя всю дорогу, пока она не открыла дверь и не увидела тетю, которая стояла в ночной сорочке почти в полной темноте у двери утренней гостиной и прижималась к ней ухом.

— Не входи туда, — серьезным тоном сказала тетушка Клара. — Твоя мать плачет.

Эвелин поспешила отколоть от прически шляпку.

— Почему? Что случилось?

— Ну, для начала ее дочь пропала куда-то на целый день, — ответила тетушка Клара, неодобрительно поджав губы. — Ты не вернулась домой даже к ужину, так что, полагаю, она беспокоится о тебе. А может, она плачет просто потому, что не ожидала, что будет просиживать каждый день столько времени в моей утренней гостиной.

Эвелин невозмутимо взглянула на тетю:

— То есть вы хотите сказать, что не заходили к ней и не спрашивали, почему она плачет?

— Боже упаси, нет, — произнесла тетушка Клара. — Она стала бы рассказывать, а мне пришлось бы слушать, и тогда весь вечер коту под хвост. У меня вообще-то режим. В девять часов — напиток, а к десяти я уже в постели.

— А-а-а, — ответила Эвелин. — Так вот почему вы топчетесь перед дверью. У вас там шерри?

Тетушка Клара попыталась выдать промелькнувшую на ее лице вспышку стыда за негодование, но Эвелин все заметила.

— Свои минуты отчаяния я переживаю в собственной комнате, — сказала тетушка Клара, — как того требует приличие. Так я никому не причиню неудобства.

— Посоветую маменьке, чтобы в следующий раз лучше планировала свои эмоции, — ответила Эвелин, закатив глаза, и открыла дверь.

В комнате было темно. Шторы были задвинуты, ни одна свеча не горела. Эвелин едва смогла разглядеть на диване силуэт матери, и, если бы не периодические всхлипывания, она бы подумала, что в гостиной никого нет.

— Мама? — мягко позвала Эвелин. — Почему вы плачете в темноте?

— Потому что мне лучше не жечь лишний раз свечи твоей бедной тетушки, — ответила Сесилия, прочищая горло. — Плакать я могу и без света.

— Но на улице еще довольно светло, — сказала Эвелин, отодвигая одну из штор и впуская в комнату тонкую полоску голубоватого сумеречного света, которого хватило, чтобы окрасить комнату в приглушенные серые тона.