Та, что лгала, прячась под чужим именем.
И он… он, конечно, не простит.
Я закрыла глаза.
Перед внутренним взором всплыли его пальцы на моей коже — тёплые, уверенные, почти ласковые.
Его дыхание у моего уха.
Его голос, хриплый от вина и желания, слова, которые я чувствовала в каждом его прикосновении: «Ты уже моя… даже если пока этого не знаешь».
А теперь — тишина.
Холод.
Пустое место рядом с ним, которое он больше не собирается заполнять.
Слёзы не капали. Они жгли изнутри, обжигая горло, превращая дыхание в пепел.
Я не плакала вслух. Плакать — значит признать, что я ещё надеюсь.
А я больше не имею права на надежду.
Я опустила руку в карман и сжала гвоздь.
Острый. Холодный. Настоящий.
Мой талисман. Моя клятва.
«Самое страшное уже случилось.
Больше ничего не может сломать меня так, как тот гвоздь у камина.
Больше никто не сможет унизить меня сильнее, чем мой муж, который не стал выслушать.
Всё, что происходит сейчас — не самое страшное.
Это просто боль. А боль — временная».
Я повторяла эту мантру, как молитву. Но впервые за всё время — она не помогала.
Потому что боль от его взгляда — не физическая.
Это боль потери.
Потери того, кем он мог стать для меня. Того, кем я начала видеть его.
И теперь это тепло погасло.
Не по моей вине — но из-за моего прошлого.
И разве это не одно и то же?
На столе вдруг запрыгала лошадка.
Лёгкая. Искрящаяся.
Она поскакала ко мне, оставляя за собой тонкий след магии, и замерла возле моей руки, подняв голову.
«Ты будешь счастлива, я обещаю…»
Голосок дрожал.
Или это дрожала я?
Я протянула руку и погладила её по морде.
Она прижалась к моей ладони — не как игрушка, а как живое существо, чувствующее мою боль.
И вдруг запела. Тихо. Для меня. Только для меня:
«Пусть слёзы сдует лёгкий ветерок…
Ты будешь самой нежной, самой милой…
Принцессой в сказке… горячо любимой…»
Но я уже не принцесса.
И не буду любимой.
А может… может, дело не в правде, которую он узнал? Может, на горизонте нарисовалась новая мишень? И он выбросил меня из головы, и все его мысли теперь рядом с ней…
А быть может, в его душе не было ничего серьезного по отношению ко мне? Быть может, ему было просто скучно, поэтому он решил развлечься? И сейчас ему просто надоела эта игра?
— Все может быть, — прошептала я.
Я осторожно взяла лошадку и положила её на подушку.
Потом легла рядом, свернувшись калачиком, как зверёк, прячущий рану от мира.
Гвоздь остался в ладони — я не отпускала его.
Пусть боль напомнит: я ещё живу.
Пусть холод напомнит: я ещё сильна.
Пусть тишина напомнит: я не обязана быть услышанной, чтобы существовать.
Я закрыла глаза.
Мир за окном исчез.
А в груди — медленно гасло пламя, которое я так глупо позволила разгореться.
Спи, Дита.
Завтра будет новый день.
Быть может, что-то изменится. И даже к лучшему. Тебе просто нужно поспать, чтобы увидеть.
Глава 48. Дракон
Я подошел к зеркалу, выводя символ отца.
Зеркало вспыхнуло магией, а я усмехнулся, представляя лицо отца, когда он узнает, что его «милая, скромная, добродетельная» экономка на самом деле хладнокровная убийца?
Я ждал этого момента.
Момента, когда мой идеальный отец допустит ошибку. Всю жизнь я слушал, каким я должен быть, чтобы не позорить честь мундира. Всю жизнь я выслушивал от отца лекции о том, как должен вести себя генерал Моравиа. И делал все в точности наоборот.
В зеркале появилось лицо отца, а я сел в кресло, глядя на его безупречный мундир.
Тот, кто ни разу не успел на день рождения сына.
Тот, для кого война была важнее семьи.
Тот, кто потом резко вспомнил, что у него есть сын, которому нужно подавать пример.
Он не имеет права давать мне советы.
— Как дела, папа? — спросил я, чувствуя в собственном голосе яд.
— Неплохо, — заметил отец, а его холодные глаза скользнули по мне. — А у тебя как?
— Так себе, — заметил я, пытаясь спрятать улыбку торжества. — Сегодня я выяснил, что моя милая, добродетельная и скромная экономка на самом деле убийца детей. И вот теперь даже не знаю, что думать.
Отец не дрогнул. Он усмехнулся, пристально глядя на меня.
— Ничего себе.
Так, его реакция мне уже не понравилась.
— То есть ты знал? — спросил я, подаваясь вперед.
Отец промолчал.
— Ты знал и прислал ее сюда? — спросил я, требуя ответа.
— Как ты думаешь, стал бы я присылать своему сыну убийцу? — спокойно произнес отец, глядя мне в глаза.
— То есть, — в душе вдруг всколыхнулась надежда. — Ты хочешь сказать, что это не она?
— Я ничего не хочу сказать.
В этот момент отец разорвал связь.
Ну, даже если это она, то убийца дракона из нее не получится. Это и так ясно. Но мне было бы приятно, если бы она попыталась меня убить. Только без платья.
Слова отца посеяли в душе сомнения. И я знал только один способ их развеять.
Эта мысль заставила меня встать с кресла и подойти к двери.
Я вышел из кабинета, прошел по коридору.
Дверь в ее комнату была прикрыта. Я вошел, видя, что она уже спит.
Свернувшись калачиком, она спала под одеялом, сжимая в руках гвоздь и лошадку.
Какое странное сочетание. Гвоздь? При чем здесь гвоздь?
«Ты можешь ошибаться!» — подумал я, видя ее трогательную позу, словно она во сне ищет защиту и не находит ее.
Глава 49. Дракон
Я смотрел на неё — и вдруг почувствовал странное:
Не хочется разрывать одеяло.
Не хочется срывать рубашку.
Хочется… накрыть. Убедиться, что ей тепло. Что никто больше не тронет.
Я отогнал мысль, как мерзкую муху.
«Ты что, Эллинер? Влюбился?»
Но пальцы уже тянулись к её волосам.
И в этот момент я понял: я уже проиграл.
Потому что начал хотеть не только ее тела, но и сна на моей груди, в моих объятиях.
А если это не она? Если просто похожа?
Отец сказал, что не стал бы присылать убийцу в мой дом.
Эта мысль посеяла в душе сомнение.
Я подошел к ящику ее стола и выдвинул его.
В нем лежали две драгоценные серёжки. Слишком роскошные для простой экономки. Чуть дальше лежало кольцо и золотой медальон. Я поднял его, щелкнул и открыл. С одной стороны медальона на меня смотрела та самая графиня из газеты, а с другой стороны — ее супруг.
Я закрыл медальон и задвинул ящик.
Она.
После того, что я видел, никаких сомнений.
И все-таки насколько ловкой нужно быть, чтобы обмануть моего отца.
Я усмехнулся и подошел к ней, осторожно убирая одеяло. Тонкая ночная сорочка обрисовывала контуры ее соблазнительного тела.
Тела, которым я хотел обладать.
Сейчас же.
Немедленно.
Я почувствовал, как подаюсь вперед, а мои пальцы касаются завязок рубашки на ее груди. Ткань обрисовывала очертание двух соблазнительных полушарий, а я дернул завязку, позволяя тонкой ткани сползти вниз, обнажив то, что обычно пряталось в унылом платье без проблеска кокетства.
Пульс участился, дыхание стало прерывистым, когда я с жадностью смотрел на открывшуюся картину.
Пусть будет такой же, как все. Пусть будет жадной, стонущей, готовой принять всё — и забыть к утру. Тогда я смогу вернуть себе контроль. Тогда я снова буду драконом, а не глупцом, который бегает за служанкой с дешёвой игрушкой.
Моя рука скользнула по ее теплой коже, а вторая рука щелкнула ремнем на штанах.
Если она лжёт — пусть лжёт подо мной. Если она играет — пусть играет до тех пор, пока не поймёт: я не тот, кого можно обмануть дважды.
Она ничем не отличается от всех тех леди, которые были у меня до этого. Она точно такая же… И ничто не мешает мне наконец-то взять ее и успокоиться. Тем более, что она явно будет не против.
