Оборона дурацкого замка. Том 8 (СИ) - Ютин Макар

Всё.

Никаких следов присутствия двери.

Они оказались заперты.

Замурованы.

В небольшой каменной коробке с погасшим, неактивным Алтарем.

Сущность внутри получила подношение и передала энергию дальше. До следующего раза взывать хоть к Богам, хоть к духам предков на осеннем Алтаре бесполезно.

Выходная дверь, которая раньше окутывалась невидимым барьером, теперь закрывали натуральные, дебелые каменные плиты. И Юлвей настоятельно просил недовольного таким обстоятельством кочевника не пытаться разбивать их.

Вообще не делать лишних движений в этом сакральном месте.

Старом, как их Империя. Месте, где каждый шаг, каждое действие просчитаны. Несут особый, ритуальный смысл.

Саргон сомневался, насколько канонным являлось решение сдохнуть от голода и обезвоживания.

Зато он многое мог сказать об их «тайной комнате».

Например, именно жизненная сила вторженцев шла на поддержание герметичности «коробки». Это говорила тусклая воронка Ци над их головами, что водоворотом кружила по периметру комнаты с центром на Алтаре.

Еще?

Они не смогут разбить стены, даже если наплюют на все сакральные запреты мин тан. И Алтаджин сам мог прекрасно видеть причину.

Недостаточно?

Воздуха внутри должно хватить немногим дольше барьера из прошлого цикла, что не продержался и одного кэ. Здесь? От сорока минут до полутора часов максимум. Культиваторы, традиционно, в два-три раза дольше. Если Зал не успеет раньше выпить их жизненные силы, чем выкачать воздух из легких.

«О, какое облегчение. Мы все же не умрем голодной смертью», — саркастически выдавил он, пока группа пчелиным гулом выкрикивала в пространство гроздья праведного гнева.

— А знаете, в чем состоит самая большая ирония? — спросил он, не слышанный никем из-за диких криков, — я абсолютно уверен, что мы все сделали правильно.

Глава 13

"И дикий крик и стон глухой

Промчались в глубине долины"

Продекламировал Саргон.

Дальше в лирике шло бегство каких-то робких представителей малых народов, но последовать их примеру не могли ни он, ни его товарищи. Вся группа так и осталась заперта в «глубине долины» — маленькой приалтарной комнате.

Имелся ли шанс на спасение? Этим как раз занимались остальные люди.

С сомнительным успехом.

Алтаджин ползал по абсолютно непроницаемым стенам настоящим человеком-пауком. Тем, где, в основном, паук. То, как он враскоряку лез на четырех конечностях по отвесной стене вызывало отвращение пополам с болезненным любопытством. С таким же люди смотрят, как кто-то ест тараканов или пьет ведро собственного пота.

Дун Цзе вместе со своей шимей опять занимались духовной аналитикой то стен, то алтаря, Юлвей с Ванем взахлеб перебрасывались вариантами в полном соответствии с мозговым штурмом, хотя Саргон назвал бы его щит-штурмом: каждая из пулеметных идей казалась мусорной, нелепой, отчаянной или вовсе мерзотной.

Остальные либо слоняли слонов, либо впадали в панику.

Саргон отвернулся и прикрыл глаза.

Наверное, он просто устал. Наверное, стоило все же взять себя в руки, попытаться наравне с остальными решить проблему. Просто

Ему надоело каждый раз тащить на себе груз спасения всей команды. Часть из них помогала ситуативно. Другие — хотя бы не мешали. Третьи — мешали, и сильно.

Никто не работал также эффективно, исступленно, на износ, как делал это сам юный практик.

Умом он понимал, что умрет, если не начнет решать загадку. Эмоционально ему вдруг стало плевать на все.

«О, так вот, что значит выгорание», — грустно пошутил он.

На самом деле нет. Не так глобально. Просто опустошенность, как будто после тяжелого рабочего дня ты приходишь в квартиру и сходу натыкаешься на маленький семейный скандал, хоть с родителями, хоть с детьми.

В какой-то момент вдруг становится все равно и ты хлопаешь дверью. Даже если нельзя, даже если у тебя нет права развернуться и уйти, нет возможностей. Десять лет тебе или сорок.

Но ты щелкаешь замком в обратную сторону, давишь телесной массой на ручку, впускаешь в свою падшую обитель звуки чужой, равнодушной улицы.

И выходишь наружу.

Саргон уселся прямо на каменный Алтарь.

Плевать.

Пусть они все сдохнут еще раз.

«Вот он, неочевидный минус временной петли», — попытался усмехнуться он, однако лишь изменил на мгновение кривизну губ, — «исчезает страх смерти. Экзи-стен-ци-аль-но. Даже если я знаю, что больше халявы не будет. Я убил только одну… одного культиватора».

Рядом прошаркал фармацевт. Из серебряной кадильницы таинственно мерцал редкий белесый дымок.

Саргону вдруг стало весело.

— Что за мать породила их?

Развелись там и тут,

Всюду машут кадилами,

Бородами трясут.

— У. -еня. нет. б-.ро.-ы. Не. пом.-ю. мать, — заявил фармацевт слегка обиженно.

— А, прости Юншэн, — легкомысленно отмахнулся он, — так, пришлось к слову.

Тот примостился рядом. Сидел, дергал головой, временами корчил рожи, с некоторым любопытством наблюдал за потугами остальных. Как и сам культиватор. Исключая рожи. Довольно расслабляюще смотреть, как кто-то другой в панике пытается спасти свою жизнь.

Даже если от его действий зависит и твоя — тоже.

Впрочем, ни одна идиллия не длится вечно.

— Какое удивительное спокойствие, Саргон, — Дун Цзе, акцент на имени, демонстративное недоверие. Считает, что имя фальшивое? Или подчеркивает национальное неравенство?

Возмущенная, уязвленная, с выбившейся прядью из идеальной прически, ищет на ком сорвать злость.

«Хм, а ведь на этом самом Алтаре…», — мысль вызвала отклик даже через пелену безразличия.

Небольшой, но все же. А еще, смотреть на нее эстетически приятно. Особенно, когда становится плевать на строгие рамки сословного общества. Почему бы благородному дону и не попялиться на красивую девушку?

«Интересно, что будет, если я прямо сейчас эту злючку попытаюсь притянуть к себе за талию, твердо прижать к себе, оставить засос на шее…», — меланхолично рассуждал Саргон.

А девица все ждала ответа, когда он принялся пожирать ее взглядом, бессовестно и откровенно.

— Хватит пялиться, бесстыдник! Мы тут скоро все задохнемся, а ты…! — она не сумела полностью скрыть стыдливый румянец, он алел тем больше, чем сильнее она злилась.

«Собственно, а в чем проблема? Мы с ней оба культиваторы. Я сильнее, как выяснилось. Неподходящее время? Оно всегда неподходящее», — пока мысли лениво обкатывались в его нерасторопном рассудке, Саргон не забывал о приятном: усердно пожирал взглядом девушку, пока даже остальные не стали замечать странности в их диалоге.

Особенно быстро появились чуткий на события Кань и два оставшихся культиватора. Алтаджин, вдобавок, гадостно ухмылялся — новая возможность позлить или посмущать ближних своих никогда не должна пропадать вблизи его надзора.

Тратить свои силы еще и на огульного охальника Саргон не хотел, поэтому кинул, как собакам кость, ближайшую мысль. Бахнул с видом умудренной годами черепахи в супе первое, что пришло в голову:

— "В покое следуют уровню,

В движении следуют отвесу".

Лишь бы отстали.

— Причем здесь эта рифмованная инструкция? — брюнетка сама решила не обострять, особенно когда рядом обиженно дует губы, пронзает ее и парня негодующим взглядом такая милая, непосредственная шимей.

«Вот и догадайся сама», — хотелось улыбнуться или сказать вслух, но тогда выйдет совсем уж пряничный образ шифу от четырнадцати- (пятнадцати-? он не помнил свой возраст) летнего недоросля.

Или наглого смерда.

Да, вряд ли кто-то сознательно подумает о первом.

Но все равно забавно.

— На Алтаре Шан-ди лежал отвес, — снова тот же выверенный тон, будто каждое слово взвешено, найдено легким, а затем вытолкнуто через глотку наружу в стиле инструктора, который выпинывает зеленых десантников из вертолета.

«Ну, точнее, распознал только уровень. А непонятная хрень рядом, методом исключения, являлась отвесом. Все правильно. Хм, а зачем я вообще начал про этот дурацкий стих?»