Оборона дурацкого замка. Том 8 (СИ) - Ютин Макар

Воздействие моментально снизилось до приемлемых размеров.

Под ногами Саргона и его противницы вспыхнул синий свет, а остальные бойцы начали медленно просыпаться от чудесной неги, хотя большая часть все равно имела осоловелый взгляд.

Исключение, как обычно, составлял фармацевт: несчастный юноша сперва кулем повалился на пол у Алтаря, а затем также поднялся и невозмутимо сграбастал свой артефакт, словно ничего экстраординарного не произошло.

«Похоже, мне на роду написано сражаться на дуэли с ЦзеДун…» — тоскливо подумал он, но его рот исторг совершенно другие звуки.

— У нас есть условия. Первый стих задает, эм, ритм, направление, тему…?

— Должно быть нечто о себе, о нас, о группе… непременно соревновательное, — девушка с головой погрузилась в разгадку алтарных импульсов.

Настолько, что позабыла следить за собой: принялась задумчиво жевать кончик черной косы. Выглядело неожиданно мило, особенно когда она поймала себя на вредной привычке и отчетливо смутилась.

— Оскорбления? Нет, скорее, утверждение превосходства. Как соревнование на экзамене!

Девушка с удивлением кивнула. Да, действительно, экзамен на чиновника мог проходить и так. На этапе принятия в конкретный отдел. А то, как он точно угадал импульс: «утверждения превосходства» заметно ее впечатлило.

— Тогда я начну первой, — быстро сказала она.

Первый стих будет самым простым, он задаст тон. Зато второй, наоборот, самым сложным. Следовало заполучить любое преимущество, ведь и награда за состязание будет не менее ценной, чем благословение прошлого зала.

Тем более, речь идет не о подарке каждому, а о победе в соревновании, причем Богини, чей аспект имел и значение: «щедрость». У девушки против воли загорелись глаза: чем же именно одарит ее Весенний Алтарь после победы?

В любом случае, деве потребуется любое преимущество, которое она способна получить. Особенно в таком благословенном месте, как Ясный Зал.

Почему-то Цзе не сомневалась: юноша перед ней может быть не менее подкован в высоком искусстве, чем она сама или даже несравненная дочь коменданта. Хотя последнее уже вряд ли возможно.

Девушка повернулась лицом к сопернику, цепко впилась в его приятное, вытянутое от минутной глупости лицо, слегка усмехнулась собственной, несомненно гениальной идеи, а затем начала:

— Встретил друга Ду Фу

Я в убежище горном,

Где снега безупречны

И ели тихи.

Что случилось?

Вы сделались тощим и чёрным.

Неужели так трудно

Даются стихи?

Последняя строфа полностью раскрыла ехидную иронию, произнесена с выверенной ухмылкой. Очень удачная импровизация. Точное описание их обстоятельств, затем пренебрежение и вызов. Девушка сходу задала планку, объявила о своем превосходстве. Заставила оппонента оправдываться или превозмогать, осуждать или противопоставлять.

Нетривиальная задача, если судить чисто по стихотворной форме. И очень узкая тема.

Сама девица Дун вряд ли справилась бы с подобной провокацией: тяжело подобрать сходу и одну-единственную удачную строфу, что хоть немного подходила бы по смыслу к этим стихам Ли Бо, продолжала подобие диалога. Пусть даже слегка невпопад.

Да, девушка расставила ловушку выше своих сил, но хвалила себя за остроумное решение, да будет благословлен гениальный поэт, чьи строфы она использовала.

Саргон заморгал, тряхнул головой, затем закатил глаза, точно вспоминая или вычисляя некие величины, после чего:

— Раскройте пыльные оконца

И отвлекитесь от говна

Грядет увенчанная в Солнце

[Ки-Ури] вечная жена.

«Фух, из десятка более-менее подходящих стихов нормально перевелось только это. Емелин — ты гений! Спасибо. Чуток только переделал под местные реалии».

От его пассажа рот открылся не только у Дун Цзе.

После первой же строчки знаменательной битвы губошлепов и стихоплетов люди стали мало-помалу выходить из транса, оглядываться по сторонам, затем благосклонно внимали хрустальному голоску отрядной злючки…

Алтаджин, Юлвей, Уру и Вань осознали ловушку моментально, смотрели на Саргона кто с насмешкой, а кто с сочувствием, пока он за разрешенную минуту пытался составить ответ.

А следом все зрители резко превратились в соляные статуи питерских наркоманов, только теперь от удивления и шока смотрели совиными глазами не в равнодушное северное небо, а на горячего аркчжэньского парня, который высоким слогом изрекал оскорбительно низкие истины.

Он разом обесценил всю ее занятую на горе позицию. Уничтожил сарказмом саму шкалу оценки.

Однако Дун Цзе с поразительным упорством и пробужденным остроумием смогла вернуть прежнюю позицию:

— Ах, как опасно, высоко!

Взойти на небо так же сложно, нелегко.

Цан Цун, Ю Фу давно создали царство Шу, уж тысяч сорок лет,

А связи между Шу и Цин и не было, и нет.

Дескать, уйди смерд. Ты здесь и рядом не стоял. Нечего юморить где не надо. Я Солнце, а ты даже голову поднять и посмотреть вверх боишься.

Толпа вокруг одобрительно загудела. Раздались аплодисменты.

«Ах вот как? Ладно. Раз вы нас каламбуром, мы вас — бурым калом. Усилим натиск!»

— А как повеяло теплом,

В какие дали поманило…

Копай заржавленным кайлом

Своим иллюзиям могилу.

Все. Не мягкий сарказм, а обреченный лязг крышки гроба. Достойное завершение поэтического поединка, пусть совершенно не в духе расслабленного настроения Алтаря Весны.

В отличие от Цзе, его вирши встретило мятое, интенсивное молчание. Люди не знали как реагировать. Слишком жестко, жестоко, слишком откровенно. Совершенно вразрез с общими традициями, но абсолютно правильно по форме, благо многоплановый переводчик из Системы превосходил даже человеческие аналоги.

Как минимум, в письме и подборе иероглифов под нужный смысл.

— Кто о чем, а Саргон о вечном, — первым молчание прервал Камей, радостно рассмеялся — он сумел искренне насладиться своеобразной дуэлью, — даже стихи в классическом стиле придумал про говно и могилу!

Ему вторили улыбки остальных людей.

Захрюкал от смеха Алтаджин, подавился хохотом Юлвей, катались по полу Кань и Ма. Вань стоял с дергающейся улыбкой, не понимая как реагировать. Смеяться вместе со всеми или возмутиться такому попранию традиций. Дун Цзе приложила ладонь к лицу в интернациональной жесте но даже за ней видна улыбка.

Только стояла в темных глазах осенняя тоска.

Они так и не поняли, кто из них остался победителем. Даже брюнетка признала победу парня, однако Алтарь и духи предков — не люди, их мышление далеко от человеческого. Поэтому никогда нельзя сказать наверняка, каким будет решение.

Впрочем, Богиня Весны, чье имя навсегда утеряно в слишком архаичной вязи каменных иероглифов, щедро одарила обоих участников.

Как и в начале Испытания, голубое пятно заплясало причудливым отражением светошара под синскими сандалиями, затем свет втянулся в две фигуры стихосложенцев…

К последнему Алтарю они шли одухотворенные. Зима тревоги осталась позади, Весна почтительно уступила место щедрому на дары Лету. Новое испытание оставалось не за горами.

А сам Саргон с восторгом ощущал дар предыдущего.

Без долгой аналитической медитации или рабочей Системы он не мог сказать, что именно досталось ему за победу (участие?) в Испытании Весны. Однако отчетливо чувствовал некий подарок, что распускался в даньтяне душистым пионом.

Новое, недоступное ему раньше знание, прием или мироощущение. От нетерпения зудели руки, но прямо сейчас ничего изучать не стоило. Сперва следовало дождаться возвращения герменевтики виртуальности.

Саргон сцепил ладони на затылке, лениво поднял голову вверх, попытался разглядеть детали архитектуры в холощенной тьме коридора. Он лишь надеялся, что следующее Испытание пройдет кто-нибудь другой.