Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

— Я занята, — сказала она, снимая с вешалки шляпку. — Когда вы ушли от нас, папа, жизнь наша не остановилась. Равно как и не остановится после вашего возвращения.

— Но завтра я уеду по делам, и…

Она захлопнула за собой дверь, не став слушать его доводы про уважение и воссоединение семьи, однако от собственной ярости ей убежать не удалось: та преследовала ее до самого книжного магазина и начала рассеиваться только сейчас. Солнечный пятнистый узор на полу несколько успокаивал.

Однако поводы переживать не кончались: Уильям все утро вел себя странно. В те немногие разы, что он с ней заговаривал, он был столь вежлив, что у нее закралась мысль: не жалеет ли он о том, что случилось в пятницу? Может быть, это и было причиной напряжения между ними: он хотел забрать свои слова и поступки обратно, но не понимал как?

Она вздохнула. На прилавке ждала своего часа очередная стопка книг, которую нужно было разобрать, и Эвелин решила сосредоточить внимание на них — в зависимости от состояния переплета она назначала цену и, написав ее на листке бумаги, вкладывала тот в книгу. Занятие действовало умиротворяюще: от монотонной работы мысли перестали скакать и их тревожный шум — о Уильяме, об отце, о платье — затих. Открывая очередную книгу и вкладывая в ее хрупкие страницы ценник, она осознала, что теперь в ее голове осталась звучать лишь одна мысль: работу она не бросит.

Она не откажется от той независимости, которую эта работа сулила, от будущего, которое она перед ней открывала. Она, в отличие от матери, не станет так охотно бросаться в их прежнюю жизнь — в субботу Сесилия вернулась домой из города с двумя новыми шляпками и весь вечер смеялась и витала в облаках.

— Разве не чудесно? — говорила она. — Наша жизнь возвращается в прежнее русло.

Эвелин открыла томик французской поэзии и положила в него ценник. Нет, ничего чудесного она в этом не видела. И не верила ни единому слову, исходящему из уст отца. Камень на сердце, с которым она легла спать той ночью, стал еще больше и тяжелее.

— Извините.

Эвелин закрыла книгу и подняла глаза.

— О! — воскликнула женщина. — Это ты.

Эвелин не сразу поняла, откуда покупательница может ее знать. Узнавание пришло вместе с тревожным предчувствием.

— Миссис Куинн! Из… церкви?

Женщина осмотрела ее своими маленькими зоркими глазками с головы до ног и остановила взгляд на лежащей рядом стопке книг.

— Твоя мать не упоминала, что ты работаешь.

— Я и не работаю, — поспешила парировать Эвелин, зная, что если миссис Куинн расскажет матери, то ни слова, ни действия леди Вайолет не будут больше иметь никакого значения. — Это благотворительный проект.

— Понятно, — ответила миссис Куинн тоном, в котором слышались одновременно недоверие и любопытство. — Что ж, мне нужна книга для моего дамского клуба. Не слишком прогрессивная, не пикантная, но со щепоткой грешков: что-нибудь, предположим, про легкомыслие или тщеславие.

В этот момент зашел Уильям и поздоровался с миссис Куинн. Ее взгляд метнулся в его сторону, а лицо приняло неодобрительное выражение.

— «Портрет Дориана Грея» как раз про тщеславие, — сказала Эвелин. — Должен отлично подойти.

— Только написал его, если верить газетам, отъявленный негодяй, — ответила миссис Куинн, качая головой. — Я не стану предлагать такое дамам. Что еще у вас есть?

Эвелин сжала губы:

— В «Гордости и предубеждении» есть весьма тщеславный персонаж в лице Лидии. В остальном это довольно порядочная книга.

Миссис Куинн прищурилась:

— У вас найдется пятнадцать экземпляров?

— Пятнадцать? — Эвелин не предполагала, что дамский клуб миссис Куинн окажется столь большим. — Как часто у вас проходят встречи?

— Каждую неделю, — ответила миссис Куинн. — Обычно мы покупаем книги у Сэмпсона, но я наткнулась на ваш рекламный щит и подумала, что здесь смогу выторговать цену получше.

Эвелин еле удержалась от соблазна посмотреть на Уильяма как бы со словами: «Я же говорила».

— Могу предложить вам оптовую скидку. Скажем, пятнадцать книг по цене четырнадцати.

Миссис Куинн прищурилась:

— Нет. Теперь мне ясно, что ты здесь работаешь, и я хочу кое-что другое. Я хочу, чтобы рядом с названием моего клуба стояло имя твоей матери. «С одобрения баронессы Ситон». Звучит, правда? И что имя ее опозорено, никто не узнает, и моему клубу — почетный титул.

Эвелин облизнула губы, придумывая, что ей ответить.

— Как бы прекрасно это ни звучало, могут возникнуть определенные трудности.

«Потому что тогда матушка спросит, где я с вами встретилась, и мне придется объяснять, что все это время я пропадала не с леди Вайолет, а пошла против ее воли и нашла работу».

— Значит, с покупкой книг тоже могут возникнуть определенные трудности, — пожимая плечами, ответила она. — Я всегда могу пойти к Сэмпсону…

— Стойте! Подождите, — сказала Эвелин, скривив губы. — Если вы согласитесь не рассказывать ничего моей матери, возможно, я смогу что-нибудь придумать.

Миссис Куинн бросила на нее осуждающий взгляд:

— Ты хочешь, чтобы я солгала твоей матери?

— Не совсем, — возразила Эвелин. Во рту у нее резко пересохло. — Просто, чтобы… воздержались от упоминания.

— Ты знаешь, милая моя девочка, что говорит Господь о лжи путем умолчания?

— Что это грех, — совершенно искренне ответила Эвелин. — Но много ли греха в том, чтобы помочь дамам из вашего клуба? Разве вы не для этого его создавали?

Губы миссис Куинн вытянулись в тонкую линию. Она поправила сумочку, висевшую у нее на руке.

— Я могу купить книги у Сэмпсона, мисс Ситон, и мне не придется никому лгать.

Эвелин вышла из-за прилавка и загородила миссис Куинн дверь:

— А вы сможете получить от него пятнадцать книг по цене двенадцати и одобрение моей матери?

Миссис Куинн посмотрела на дверь, а затем на сумочку.

— Если у вас найдется пятнадцать экземпляров того, что мне нужно, думаю, мы договорились.

Эвелин посмотрела на Уильяма, вскинув брови, — этот жест, который она довела до совершенства, означал «присмотри за магазином», — и направилась в подвал.

Она поставила свечу на край стола и принялась снимать с полок коробки. В каждой второй оказывалась «Война миров», и Эвелин уже начала размышлять, как уговорить миссис Куинн ее купить, как вдруг что-то упало рядом с ней на пол. Сердце ее ушло в пятки.

Это была рукопись Уильяма.

С того самого дня, как она ее обнаружила, она каждый день под разными предлогами бегала в подвал, надеясь, что он снова оставил ее на столе. Но он не оставлял. Она знала, что следовало вернуть рукопись туда, где он ее прятал, но пальцы сами открыли ее на последней странице. Эвелин заметила, что рукопись заметно потяжелела. С тех пор как она видела ее в последний раз, Уильям добавил добрый десяток глав, однако последняя, казалось, была написана в спешке — вся страница была в чернильных кляксах:

Может быть, это никак и не связано с тем, что случилось в пятницу. Если мыслить рационально, то все-таки он пишет роман. Его события могут быть полностью выдуманы, совершенно не связаны с реальностью.

А могут иметь с ней самую что ни на есть прямую связь. Если так, то понятно, почему он себя так странно ведет…

— Если ищешь книги Джейн Остен, то они в мезонине! — крикнул Уильям с верхней ступени лестницы. — Могу сбегать, если поднимешься.

— Иду! — отозвалась Эвелин, убирая рукопись на место.

Когда миссис Куинн — с одним экземпляром в сумочке и остальными четырнадцатью в чеке с доставкой в среду — ушла, Уильям внимательно посмотрел на Эвелин и сказал:

— Эвелин, что-то не так?

Она подняла на него взгляд и сдвинула брови.

— Что? Нет. Почему ты спрашиваешь?