Леона. Книга 2 (СИ) - Яровая Лана

Кирьян на мгновенье прикрыл глаза, переводя дух. Всеж Гостомысл жил затворцем, ни разу, сколько он себя помнил в этой общине, старец не покидал поместья.

— Спасибо, отче.

— После благодарить станешь. А пока, слышится мне, что ты еще не обо всем поведал, о чем хотел.

— Не обо всем, — тяжело проговорил Кирьян. — Есть у меня еще одна весть. Зиму-то у нас тихо было. Да вот с весны, что ни седмица — то кто-нибудь из братии да повстречается с таким зазывалой. Видно, всех гадов в нашей общине уже сманили, потому как оставшиеся не молчат об этих встречах — стали они к Голове приходить, о посулах докладывать. Тогда собрал он на вече самых доверенных ребят, и было меж нами решено, что один из нас, коли уж наведаются к нему, отказываться сразу не станет, а постарается выведать чего. Так и сделали.

— Уж не тебе ли выпало толковать? — спросил Гостомысл.

— Слава Богам, не мне, — покачал головой Кирьян. — Если бы первым взяли меня, я бы тут теперь не стоял, отче. Потому как шибко темное дело затевается. — Кирьян посмотрел на старца. — На жизнь Князя нашего покушение готовится. Большие деньги сулят за его голову.

Гостомысл остановился, сжалась сухая ладонь на рукояти посоха.

— Эвона как… — вздохнув, тяжко произнес старец.

Поднявшийся легкий ветер трепал его седые волосы, трепал у земли подол длинной рубахи. И все зябче становилось вокруг, будто сама природа чуяла его настроение, хмурилась разделяя его тревоги. Он поднял к небу лицо и, задумчиво щурясь, поджал губы.

— Чтож… Верно пора…

Гостомысл провел взглядом по верхушкам деревьев и прикрыл глаза.

Кирьян не смел отвлекать старца.

Совсем скоро до слуха донеслось отдаленное глухое карканье, и в небесах возник черный крылатый образ парящей птицы.

«Ворон», — подумал Кирьян, подняв глаза к небу.

Птица кружила в вышине, медленно снижаясь к людям, и притихший после дождя лес оглашал ее хриплый крик. Через несколько мгновений на верхушку посоха опустился большой черный ворон. Не простая это была птица, сразу видно — Князь не вороний, не меньше. Он повернул к старцу голову, наклонил, любопытно глядя на него одним глазом, каркнул.

Гостомысл погладил ворона согнутым пальцем по гладким перьям.

— Здравствуй, Весу́л. Прости уж, что отвлекаю, да есть к тебе дело важное. Передай Радомиру: приеду я, — велел он ворону. — Пусть ждет гостей.

Ворон посидел еще несколько мгновений, принимая ласку старца, дернул головой и, каркнув, взлетел. Прозвучали напоследок гулкие хлопки крыльев.

Гостомысл посмотрел ему вслед и повернулся к наемнику.

— Пойдем-ка в избу, Кирьян. Ты верно голоден с дороги, — сказал он, начиная шаг.

— Не сыт, — кивнул наемник, идя следом. — На вечеру останусь.

Не прерывая шага, Гостомысл посмотрел на него искоса, провел рукою по седой бороде.

— Сегодня, Кирьян, ты останешься в поместье. Нам еще есть о чем потолковать. Завтра же поутру вместе отправимся в твою общину.

Наемник не стал спорить.

— Как скажешь, отче.

— Ты мне, Кирьян, вот что скажи: как о беде выведать сумели?

Наемник помрачнел лицом.

— Тот, кому выпало с отступниками слово держать, едва не шагнул на тропу Мары. Клятву они с него взяли. Кровную. Благо хоть не о верности, чтобы не спугнуть ненароком, видно. Так — что язык за зубами держать будет. Он, не будь дурак, пытался изловчиться, да без клятвы с ним разговор издалека вели. Пришлось приносить. Тогда ему и рассказали, мол есть у них человек понадежнее, кому венец княжий как раз впору придется. А для того нашего Князя к праотцам отправить пора, мол не его это дело — княжить. От того, мол, он и наследников до сих пор не народил, что не по судьбе дальше его роду княжие палаты занимать. Много чего худого про князя они ему говорили, ты это лучше у него сам выспори, коли надо будет, я все не упомню. Как он сказывал: выслушал он их да вид сделал будто за шкуру свою перепугался, и отказался от дела. Прежде чем отпустить, его упредили, что коли рассказать кому вздумает — мигом дух испустит. Так оно едва и не случилось. Его спасло лишь то, что в юности он у чаровника в учениках ходил. В общине и не знали об этом. Да те, кто втянуть его в темное дело собирались — видно, тоже. Да только все равно едва жизни не лишился. И говорил о встрече все равно осторожно, мы больше сами выспрашивали.

Гостомысл ничего не сказал, лишь прикрыл на мгновенье глаза от тяжести навалившихся враз бед да сжал покрепче свой резной посох. Сам виноват… Ослеп, оглох, не видел худых предзнаменований, не слышал предостережений...

***

К их возвращению народ уже собрался, и в общинной избе стоял восторженный гвалт — всегда радостно, когда в поместье приезжают старшие братья и сестры: навестить молодших да рассказать, как живется им в большом мире. Кирьяну же радовались особенно — завсегда он был балагуром да к каждому умел найти подход. В давние времена именно он ходил в лес за новоприбывшими и умеючи подбирал верные слова, чтобы утешить враз осиротевшее дитя.

За столом царил смех и веселье. Кирьян, будто и не было тяжелого разговора, то с улыбкой рассказывал старшим потешные истории, что приключились с ним за минувшие обороты, то пужал малышню байками о темных предгорных лесах, где живут не то ящеры, не то люди, то отвечал на всевозможные вопросы любопытных девиц. Быстро пролетает время за теплыми посиделками, навроде только сели — а уже пора расходиться. Так и здесь народ не успел сполна насладиться долгожданной встречей, когда со своего места поднялся Гостомысл.

— Время позднее, друзья. Пора уж и спать ложиться, — проговорил он. — Утро ждать не станет.

Народ опечалился, но делать нечего — с Гостомыслом не спорят, стали расходиться, в тайне надеясь, что Кирьян задержится в общине хоть на денек.

— Кирьян, — обратился старец к наемнику, когда тот стал подниматься с места. — Останься. А ты, Дар, будь добр, сходи, кликни Воимира, да после сам не спеши уходить.

Слышавшие заинтересованно стали оглядываться — любопытно ведь, а ну как чего занятное тут без них затевается?

— Леона, Словцен, — позвал Гостомысл. — Вы тоже присядьте покамест.

Ребята, успевшие уже отойти к дверям, озадаченно переглянулись — провинился кто? Воротились к столу, сели напротив наемника.

Разошелся народ, и занял свое место во главе стола Гостомысл, поставил посох у стены.

Тихо стало в опустевшей избе. Лишь стрекот проснувшихся к вечеру сверчков разрывал густую, отчего-то тяжелую тишину. И никто не спешил подать голос. Кирьян молчал, мрачно глядя на сцепленные на столе руки. Молчал и Гостомысл.

Леона поднялась с места, зажгла лучины, прогоняя давно опустившийся на землю сумрак. Затрещали длинные щепки, распалился огонек, и в избе словно сделалось легче, будто отошла на шаг гнетущая тень.

Девушка присела за стол. Тревожно было на душе. На что Гостомысл собрал их здесь? От чего повисло тягостное молчание?

Она поглядывала на Кирьяна и дивилась его перемене: вот ведь только сидел он, словно соловьем заливаясь прибаутками, а теперь потухло веселье в глазах, сделался вдруг он не молодым парнем — хмурым наемником. И стало видно и мелкие морщинки вокруг завсегда веселых глаз, разбегающиеся светлыми лучиками, и появились жесткие складочки в уголках губ, и шрам на губе стал отчего-то заметнее… Не парень он вовсе — молодой мужчина, многое повидавший за свой век. Сколь лет ему? Она так и не спрашивала…

— Кирьян, — обратилась она к наемнику. Мужчина поднял на нее взгляд и вновь зажглись в усталых глазах озорные искорки.

— Все же вернуть тебе куртку? — улыбнулся он.

Леона нахмурилась сердито — вот ведь… А потом вдруг улыбнулась — пускай забавляется. Все лучше, чем когда полнится тяжкими думами.

— Обобрать тебя боюсь, себе оставь. Ты мне лучше скажи, а сколько лет тебе уже стукнуло?

Кирьян хмыкнул.

— Примеряешься? — подмигнул он. — Тебе подойду, не перестарок.

Леона с усмешкой покачала головой. Но ответить не успела. Снаружи послышались шаги. Скрипнула дверь, отворяясь, и в избу вошел Воимир, прошел за стол, сел подле старца. За ним появился Дарен, притворил за собою дверь, прошел в горницу, опустился на скамью рядом с наемником.