Целительница из другого мира (СИ) - Ан Ли

Рыжик устроился у меня на коленях, пока я сидела у окна с той самой книгой — «De Herbis et Curationibus». Той самой, которую я купила в Москве за триста рублей. Как она оказалась и там, и здесь одновременно?

Листала страницы при свете свечи. Текст был тот же, но… не совсем. Будто книга менялась в зависимости от того, где ее читают?

Снова нашла ту странную главу — «De Transitibus Inter Mundos». И вдруг поняла, что теперь могу прочитать больше. Текст будто прояснялся по мере чтения:

«Medicus qui transit inter mundos non est peregrinus, sed pontifex — qui connectit quod separatum est.»

«Врач, который переходит между мирами, не странник, но мост — тот, кто соединяет разделенное.»

Дальше шло описание, от которого мурашки по коже:

«Когда знание нового мира встречается с мудростью старого, открываются врата. Не для всех, но для тех, кто несет исцеление в сердце и знание в разуме. В час отчаяния, когда душа готова оставить борьбу, приходит зов. И тот, кто откликнется, получит второй шанс — не для себя, но для мира, который нуждается в исцелении.»

Я перечитала абзац трижды. Это что, инструкция по межмировым путешествиям? Или бред средневекового мистика?

«Знание должно быть сохранено и передано. Ибо придет время, когда старые способы перестанут работать, и понадобятся новые. Crystalli memoriae — камни памяти — хранят то, что не может быть записано словами.»

Кристаллы памяти! Те самые голубоватые камни!

Дальше шли рисунки и схемы. Как находить кристаллы (они растут в местах, где «граница между мирами тонка»). Как записывать в них информацию (концентрация + эмоциональная вовлеченность). Как передавать знания другим (прикосновение + открытость разума).

И последний абзац, который заставил меня задуматься:

«Cave ne nimis sapias. Qui portat scientiam futuri, debet eam adaptare ad praesens. Aliter, ignis inquisitionis te consumet.»

«Остерегайся быть слишком мудрой. Тот, кто несет знание будущего, должен адаптировать его к настоящему. Иначе огонь инквизиции поглотит тебя.»

Предупреждение. Ясное и недвусмысленное. Не высовывайся, не показывай слишком много, адаптируй знания под местные реалии. Иначе костер.

Я закрыла книгу и посмотрела на Рыжика.

— Знаешь, кот, кажется, я поняла, зачем я здесь. Не просто так же меня перенесло. Может, действительно есть какой-то высший смысл? Принести сюда современную медицину, но так, чтобы местные приняли?

Рыжик мурлыкнул и потерся головой о мою руку.

— А может, это просто глюк от переработки, и я сейчас лежу в психушке, а это все галлюцинации от галоперидола.

Кот фыркнул. Явно не согласен с версией про психушку.

Я встала, потянулась. Тело Элианы было молодым и здоровым, но день был длинным. Надо спать. Завтра наверняка опять придут пациенты. И надо будет продолжать играть роль воскресшей дочери лекаря.

Хотя… это уже не роль, да? Я теперь и есть Элиана. Со всеми ее воспоминаниями, связями, обязательствами. И с моими знаниями из двадцать первого века.

Интересная комбинация получается.

Легла на жесткую кровать с соломенным матрасом. После московской квартиры — как на доске спать. Но усталость взяла свое.

Последняя мысль перед сном: а что сейчас с моим телом в Москве? Умерла Лина Кондратьева? Лежит в коме? Или просто исчезла, и Барсик сидит голодный и недоумевает, куда делась хозяйка?

— Прости, Барсик, — прошептала я в темноту. — Я не специально.

И провалилась в сон без сновидений.

Проснулась среди ночи. За окном — темнота, только звезды. В Москве я никогда не видела столько звезд. Светового загрязнения нет, воздух чистый.

Лежала и думала. Что я могу сделать в этом мире? Антибиотиков не синтезирую — нет оборудования и реактивов. Хирургию сложную не проведу — нет анестезии нормальной. Диагностику без анализов и аппаратуры — только на глаз и опыт.

Но кое-что могу. Могу научить мыть руки — это уже снизит смертность от инфекций процентов на тридцать. Могу правильно принимать роды — спасу женщин и детей. Могу лечить травмы грамотно — промывать, обеззараживать спиртом (надо научиться гнать самогон для медицинских целей), накладывать чистые повязки.

И кристаллы. Если я правильно поняла книгу, в них можно записать все мои медицинские знания и передать другим. Создать первую в мире систему дистанционного медицинского образования, так сказать.

План начал формироваться:

Наладить элементарную гигиену в деревне

Обучить помощников — хотя бы базовым вещам

Создать запас лекарств из местных трав в правильных дозировках

Записать в кристаллы основные медицинские знания

Не спалиться как ведьма в процессе

Последний пункт, пожалуй, самый сложный. Судя по воспоминаниям Элианы, местный священник и так косо смотрел на семью лекаря. А тут я начну чудеса творить — мертвых детей оживлять (СЛР), раны заживлять без нагноения (асептика), роды принимать без смертей (нормальное акушерство).

Мигом в ведьмы запишут.

Надо быть осторожной. Очень осторожной. Представлять все как «древние знания», «видения от бога», «семейные секреты отца». Никаких научных терминов, никаких объяснений про бактерии и вирусы. «Злые духи» и «божья благодать» — вот мой профессиональный язык теперь.

Смешно и грустно одновременно.

Рыжик запрыгнул на кровать, устроился в ногах. Тепло и уютно. Почти как с Барсиком в Москве.

— Знаешь, Рыжик, — сказала я коту. — Может, это и не так плохо. В Москве меня уволили, перспектив никаких, личной жизни нет. А здесь… здесь я нужна. По-настоящему нужна. И могу реально изменить жизни людей к лучшему.

Кот мурлыкнул. Согласен, видимо.

— Главное — не сдохнуть от какой-нибудь местной заразы и не угодить на костер. А так — нормальный план.

Снова попыталась уснуть. Завтра будет новый день в моей новой жизни. День, когда я начну потихоньку тащить средневековую медицину из жопы к свету.

Революция в одной отдельно взятой деревне.

Чем не начало?

Глава 3

Наследство лекаря

Проснулась я от того, что кто-то барабанил в дверь так, будто от этого зависела его жизнь. Судя по бледному свету за окном — часов пять утра. В Москве я бы послала такого будильника куда подальше, но здесь…

— Иду! — крикнула я, вскакивая с жесткой кровати. Ноги сразу ощутили холод деревянного пола — никаких теплых полов и ковролина. Схватила платье Элианы с грубо сколоченного стула, начала натягивать. Грубая шерсть царапала кожу, никаких молний и пуговиц, только завязки, которые в полусонном состоянии никак не хотели завязываться. Прелесть.

Накинула на плечи шаль — утро было холодным, в доме без отопления каждый градус ощущался кожей. Босые ноги шлепали по холодному полу, пока я пробиралась к двери через полутемную комнату. Споткнулась о табурет, чертыхнулась, потерла ушибленную голень.

За дверью стояла Анна — молодая женщина лет двадцати с грудным ребенком на руках. Растрепанные волосы выбивались из-под платка, глаза красные от слез и бессонницы, руки дрожали. Ребенок не плакал. Это было плохим знаком — здоровые младенцы орут как резаные.

— Элиана! Слава богу, ты встала! Мой Михаил… он весь горит, не ест второй день, только стонет!

Я протянула руки, забирая ребенка. Маленькое тельце было неестественно легким — месяца три-четыре от роду, не больше. Сквозь тонкую льняную пеленку чувствовался жар — градусов тридцать девять, если не больше. Младенец был вялый, как тряпичная кукла, ручки безвольно повисли. Приподняла веко — глаза закатились, зрачок вяло реагирует на свет. Проверила родничок пальцами — запавший, кожа вокруг сухая. Плохой признак, очень плохой.