Леона. На рубеже иных миров (СИ) - Яровая Лана

— Ну, легкого пути тебе, девонька, — пробасил оружейник, приобнимая ее на прощанье.

— И тебе, Бальжин, — растроганно проговорила она.

— Ты заглядывай уж как-нибудь ко мне, — пригласил он и, похлопав ее по спине, отстранился. — Гляди, — он повернул ее к городу, — вишь там справа, где крыша алая виднеется, это значится святилище Хартена, тама вот, почти подле него, лавка моя стоит. Поспрашиваешь у местных, подскажут. — И посмотрев на нее добавил: — Я завсегда тебе рад буду.

— Я обязательно тебя навещу, — пообещала она.

Он кивнул, принимая ее обещание.

— Рад был с тобой познакомиться, Леона, — сказал Кирьян, подходя к ней ближе.

— Я тоже была рада, — с улыбкой ответила девушка.

— Приезжай, если одиноко станет, — лукаво проговорил он, шутливо подмигивая. И уже серьезнее добавил: — обращайся, если что понадобится. — Он слегка замешкался и все же позволил себе обнять девушку, на мгновенье прижав ее к себе. — Ты знаешь, где нас найти.

Она кивнула.

— Береги ее, малец, — добавил он, повернув голову к Словцену. Тот кивнул.

Наемники в разнобой пожелали легкой дороги, по очереди пожали парню руку и отошли, освобождая им путь. Девушка повернулась к коню, сделала несколько шагов и, ухватившись за луку седла, вскочила на спину Флокса. Усевшись, она повернулась к наемникам, и они низко поклонились ей на прощанье.

— Легкого пути, — пожелал ей Яр.

Девушка поклонилась им в ответ.

— Да будут ровны ваши дороги, — тепло проговорила она.

И заметила вдруг мужчину, который остался позади всех и молча наблюдал издалека. Он сложил руки на груди, оперевшись плечом на кибитку, и пристально смотрел прямо на нее. Они встретились взглядами, и Леона замерла, не в силах сразу отвести глаз. Спустя пару ударов сердца, показавшимися ей целой вечностью, Воимир слегка качнул головой, прощаясь, и она наконец отмерла. Едва заметно кивнув ему в ответ, она с трудом отвернулась и поддала шенкеля.

Словцен, вскочив в седло и пустив вперед свою кобылку, поспешил следом.

Воимир, глядя в след удаляющейся девушке, подошел к Бальжину.

— Я могу просить тебя, взять ненадолго себе моего жеребца? — низким голосом спросил он оружейника.

Бальжин искоса глянул на уезжающих ребят и нахмурился.

— Зачем тебе? — недобро спросил он.

— С каких пор ты мне не доверяешь?

Бальжин промолчал, и Воимир вынужден был добавить:

— Ничего крамольного, клянусь тебе.

Бальжин, погодя, кивнул.

— Спасибо, друг, — поблагодарил его Воимир, похлопав оружейника по плечу. — Я заберу его позже.

И мужчина, передав поводья Бальжину, направился прочь от обоза, в сторону поредевшего леса.

[1] Княжград – столица; город, где сидит князь.

Глава 18

Солнце подкатилось совсем близко к горизонту. С наступившим вечером, несмотря на то, что в свои права уже входил жгучень[1] месяц, или как его еще часто называли — ягодень, за обилье поспевающих сладких плодов, вокруг заметно похолодало.

Они ехали по отсыпанной лесной дороге, и в чаще опустившаяся вечерняя прохлада ощущалась сильнее. Девушка вытащила из ближайшей сумки свернутый кожух, встряхнула, расправляя, и надела поверх рубахи.

Где-то рядом раздалось громкое «Уху-х», и справа сильно качнулась одна из ветвей широко раскинувшегося дуба. От неожиданного звука и резкого движения ветки Флокс напрягся и высоко поднял уши. Леона успокаивающе потрепала коня по шее.

Словцен поежился.

— Тебе не кажется, что как-то неуютно здесь? — спросил парень.

Леона задумчиво покивала.

— Я тоже обратила внимание. Будто следит кто-то, — согласилась она.

— Далеко нам еще? Может лучше вернемся к городу? Заночуем в трактире, а по утру поедем дальше?

— Нет, — отрицательно покачала головой девушка. — Мы уже где-то близко. Дольше возвращаться будем.

Словцен тяжело вздохнул, но спорить не стал.

Вскоре, в подтверждение ее слов, лес расступился, обнажая широкое хлебное поле, за которым следовало небольшое редколесье.

Миновав поспевающие хлеба и поредевший лесок, друзья выехали к лежащему впереди обширному подворью со множеством хозяйственных построек, широко раскинувшимся огородом и тремя добротным бревенчатыми домами из темного сруба. И не окружало их никакого, даже самого худого, забора, словно и не боятся здесь люди ни татей, ни зверей диких, ни разгулявшейся нечисти.

Далеко друг от друга стояли две самые большие да высокие избы о двух этажах, со множеством комнат и широкими светелками[2] под крышей. А меж ними расположился дом пониже да попроще. Приземистый, с обилием окон, он больше напоминал общественную сельскую избу для собраний. И каждый из домов был украшен искусной резьбой, да каждый по-своему, словно отражая его назначение. Были там и отличающиеся друг от друга коньки, венчавшие верхушкой крыш, и ажурные причелины по карнизам, да каждая со своей особой резьбой, и наличники, которые будто и не вырезали, а лепили из глины, настолько плавными были изгибы и тонки древесные узоры, и даже ставни, и те с резьбой были, да такой умелой, что и не верилось даже, что могли человеческие руки такое сотворить.

Прямо перед домами находилась просторная, выложенная плоским булыжником площадка с большим кострищем посередине и лавками вокруг. Девушка предположила, что она предназначалась для собраний. За ней, отделенный невысокой плетенкой, раскинулся огород. А поодаль встали хозяйственные и животноводческие постройки, среди которых Леона точно смогла определить лишь конюшню да сеновал.

В огороде с ручными тяпками работало несколько человек разных возрастов. Одна из работниц, совсем юная де́вица годов одиннадцати, с усердием помогала пропалывать морковные грядки от сорняков. Она поднялась, утирая запястьем лоб, чтобы сдвинуть выпавшие прядки тоненьких волосков и заметила выезжающих из леса гостей. На детском личике вдруг проступил нескрываемый восторг, и, обернувшись к своим, она радостно заголосила:

— При-иеха-ала-а!

Труженики подняли головы, с интересом поворачиваясь в указанную дитем сторону.

Леона удивленно приподняла брови, перенимая от девочки ее непосредственную детскую радость.

— Я гляжу, тебя ждали, — хмыкнул друг.

Леона, все еще улыбаясь, пожала плечами — уж больно радостной была девчушка.

— Может спутала с кем, — предположила она.

Друзья поддали шенкеля, пуская лошадей рысью. Проезжая невдалеке от раскинувшегося огорода, Леона приветственно покивала людям, которые, не отвлекаясь от прополки, с интересом поглядывали на новоприбывших.

К тому моменту, как они подъехали к среднему, приземистому дому, на невысокое крыльцо вышел статный длиннобородый старец с берестяным наголовьем поверх седых волос и в длинной, до полу, светлой рубахе, подпоясанной витой тесемкой. Он доброжелательно глядел из-под седых кустистых бровей, спокойно ожидая гостей у порога.

Леона даже из далека ощутила, какой необычайной силой пышет этот седовласый мужчина. От него веяло таким обволакивающим мягким умиротворением и спокойствием, что девушка вдруг ощутила, как унимаются все ее тревоги и волнения. И не осталось у нее сомнений в том, кого видит она перед собой.

Друзья придержали лошадей у крыльца и спешились. Леона передала поводья оставшемуся стоять рядом со своей кобылкой другу. Сделав шаг вперед, но не смея ступать на крыльцо без дозволения, она низко поклонилась старцу, прижав одну руку к груди, а другой касаясь земли в глубоком поклоне.

— Здравия тебе, досточтимый Гостомысл! Мир да полнота дому твоему и всем его домочадцам! — уважительно произнесла она и, выпрямившись, осталась стоять в вежливом полупоклоне.

Старец одобрительно покачал головой, а в глазах его появились мягкие смешинки.

— Здравы будем, — раздался чуть хрипловатый, но, несмотря на возраст, полный жизни и силы голос. — Здорова ль ты сама, девица?