Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

— Когда-то я уже пыталась, — ответила Сесилия. — Больше я этого делать не буду.

Грохот промчавшейся мимо кареты вернул Эвелин из собственных мыслей обратно на мостовую. Проводив взглядом спешащий к лондонскому поезду экипаж, она подняла глаза и, повернувшись к магазину, увидела приближающуюся к ней мать.

Но в этот раз она была не одна.

— Леди Вайолет, — сказала Эвелин, вставая в полный рост, чтобы не дрогнув встретить пристальный взгляд леди Вайолет. — Мистер Моррис.

— Мисс Ситон, — произнес Натаниэль, слегка поклонившись, отчего брови леди Вайолет сдвинулись к переносице. — Как удачно мы с вами встретились.

— Мы столкнулись с леди Вайолет в лавке портного, — сказала Сесилия. — Удивительное совпадение, не правда ли?

— И весьма своевременное, — добавила леди Вайолет с лукавой улыбкой. Сегодня она с головы до ног была одета в зеленое: павлинье перо на шляпке, платье, даже шелк на атласных туфлях — на этом фоне ее кожа казалась мраморно-белой. — Мы с Натаниэлем как раз о тебе говорили, Эвелин.

Натаниэль почесал бровь пальцем:

— Не уверен, что нам стоит раскрывать содержание наших частных бесед…

Леди Вайолет остановила его, положив ладонь ему на рукав.

— Видите ли, Натаниэль пытается выбрать место для вашего с ним чаепития. — Переведя взгляд на Сесилию, она добавила: — Лично я, леди Ситон, не оправдываю чаепития за пределами гостиной, но… — Она укоризненно наклонила голову. — В общем, я сказала бедному Натаниэлю, что качество чайных не имеет абсолютно никакого значения, потому что внимание Эвелин полностью завоевано одним человеком. И этот человек не наш очаровательный мистер Моррис.

— О чем ты говоришь? — сказала Эвелин, чувствуя, как у нее пересохло в горле.

Леди Вайолет изобразила удивление:

— Как о чем? О твоем мужчине в книжном, разумеется! Я заметила, как он бросился тебя защищать, когда я зашла к вам в воскресенье. Хорошо ты его надрессировала.

Брови Сесилии взметнулись вверх.

— Какой еще мужчина в книжном?

— Вы знаете какой, — ответила леди Вайолет, не сводя глаз с Эвелин и делая шаг вперед. На ее лице заплясала улыбка. — Высокий. Растрепанный. Брюнет. Манеры такие же гнусные, как и штаны.

Натаниэль мельком взглянул на Эвелин, но тут же отвел взгляд.

— Ты знаешь какой, Эвелин, — сказал он, по-американски растягивая слова. — Тот, что явился на наш ужин.

Глаза Сесилии округлились.

— Эту деталь ты не упоминала!

— Потому что это не важно, — ответила Эвелин. Мимо пронеслась еще одна карета, а щеки ее охватил жар. — Это ничего не значит.

— О, а мне кажется, значит, — продолжала леди Вайолет. — Потому что пусть Натаниэль и паинька, но он не станет терпеть конкуренции с мужчиной, который десять лет ходит в одних штанах…

— Десять лет? — воскликнула Сесилия.

— …если только этот мужчина не достоин тебя. Это мы и решили выяснить. Мы ведь тебе друзья и хотим для тебя лучшего. — Улыбка леди Вайолет стала еще шире, обнажив все ее зубы. — И знаешь, что мы поняли?

— Дайте угадаю, — сказала Эвелин с выпрыгивающим из груди сердцем, — он оказался несовершенен.

— О, куда хуже, — ответила леди Вайолет, понизив голос. — Он тебе врет.

На мгновение ей показалось, что с улицы исчезли все звуки: она не слышала ни звона подков пробегающих мимо лошадей, ни криков торговцев вдалеке, ни воркования голубей на крышах. Остался лишь глухой стук ее собственного сердца, когда она, заново осмысляя, повторила слово леди Вайолет:

— Врет?

Натаниэль с мрачной серьезностью кивнул.

— Никакого договора с издательством у него нет, Эвелин. В Лондоне вообще едва ли найдется издатель, который слышал его имя. А те, кто слышал, запомнили его как одного из тех редкостных дураков, которые сидят и ждут, пока их работу прочитают. — Обращаясь к Сесилии, он добавил: — Люди запоминают, как разбили чьи-то мечты, когда делают это лицом к лицу.

— Не сомневаюсь, — процедила Сесилия.

— Вот, теперь ты все знаешь, — сказала леди Вайолет. — Полагаю, теперь нам ясно, почему он ходит в этих безобразных штанах.

— Это не похоже на Уильяма, — твердо произнесла Эвелин. — Он бы не стал врать — не о таком.

— Ты говоришь так, словно хорошо знаешь этого лжеца, — резко сказала Сесилия.

Взгляд, которым Натаниэль посмотрел на Эвелин, был до того снисходительным, что ей захотелось дать ему пощечину.

— Если только, конечно, он не хотел скрыть тот факт, что он провалился и что все до последнего лондонские издательства захлопнули перед ним дверь. Если не хотел притвориться тем, кем на самом деле не является.

Эвелин опустила взгляд на мостовую у себя под ногами. Что сказал Джек в тот день в магазине? «…Успех именно поэтому так много для него значит: ему кажется, что он должен заработать себе место в мире, доказать, что он его заслуживает». И она простучала все двери на Сент-Леонардс-Плейс — ни один человек о нем даже не слышал.

Неужели Натаниэль прав? Неужели Уильям ей все это время лгал? Но если он действительно лгал, значит, лгал он не только ей — он лгал каждому: своему дяде, Джеку, Наоми. Он лгал им всем.

— Извините меня, — сказала Эвелин, резко отворачиваясь. — У меня что-то заболела голова.

— Вы можете взять мою карету, если желаете, — предложил мистер Моррис.

— О, я хотела бы сначала взглянуть на шляпки, — умоляюще произнесла Сесилия.

— Вы оставайтесь, маменька, — сказала Эвелин. — А я поеду.

— Я еще напишу насчет чаепития, — произнес Натаниэль, делая знак кучеру и помогая ей подняться в карету с видом человека, окончательно утвердившегося в собственном превосходстве. — Надеюсь, на сей раз нам ничто не помешает.

В его голосе звучала неколебимая уверенность, что конец предрешен.

Конец для них с Уильямом.

Глава 46

Вернувшись в магазин, Уильям занял свое привычное место у прилавка и стал наблюдать, как часовая стрелка неспешно отсчитывает время до закрытия. Сверху доносился такой шум, словно дядя Говард устроил там матч по регби с забегами из одного конца помещения в другой. И только когда дядя предстал перед ним на лестнице мезонина, весь красный и запыхавшийся, Уильям до конца осознал, что происходит нечто весьма странное.

— Как прошло?

— Ее не было дома, — ответил Уильям, отодвигая от себя пустой лист бумаги, на который он смотрел вот уже почти двадцать минут. — Но я тут думал над словами Джека о том, что если любишь кого-то, то нужно обо всем ему говорить. И я… мне давно уже нужно было кое-что тебе рассказать.

— Подожди две секунды, — сказал дядя Говард, переворачивая табличку надписью «Закрыто». Глаза его как-то необычно светились. — Потому что я принял одно решение.

Уильям сдвинул брови:

— Какое решение?

— Я это сделаю, — ответил дядя. — Я поеду в Индию. Я уже купил билет на январь. А в книжном за главного останешься ты.

Какой бы реакции ни ожидал от Уильяма дядя Говард, но это было точно не произнесенное в ужасе:

— Что? Ты не можешь так поступить!

— Конечно могу, — сказал он, подходя к племяннику. — Ты доказал, что тебе можно доверять. Только посмотри, как у нас выросли продажи! Я теперь могу спокойно уехать, зная не только то, что ты в состоянии управлять магазином, но и то, что ты справишься гораздо лучше, чем когда-либо справлялся я. И не надо мне говорить о книге, об этом я тоже подумал. — Дядя Говард сделал паузу, чтобы дать Уильяму возможность высказаться, но тот только покачал головой, чувствуя, как щеки заливает краска. — Если Эвелин не вернется, ты можешь выучить себе помощника — он будет замещать тебя во время отъездов в Лондон. Жить ты там не сможешь, ты не был там счастлив — это я понял из твоих писем, с каждым разом они становились все короче. И я тебя не виню. Чтобы полюбить столь большой город, город, который способен тебя поглотить, нужен особый склад, а ты, мой мальчик, совсем не такой. Но то, что я предлагаю, было бы идеально, согласен? У тебя всегда будет источник дохода, а мне всегда будет куда приехать в гости! И это не говоря о том, что магазин останется в семье, чем я, конечно, гордиться не должен, но все же горжусь. — Он тепло улыбнулся Уильяму. — Ну, что скажешь?