Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

Ей нужно было так многое у Уильяма спросить, так много ему рассказать. Она так и не объяснила ему, что на самом деле произошло в театре, — ведь он, увидев рядом с ней Натаниэля, наверняка почувствовал себя преданным, обманутым, и поэтому отвернулся от нее. Но главное — она собиралась сказать ему, почему ей не хотелось, чтобы он думал, что она теперь с Натаниэлем, и почему это было для нее важно. От этой мысли руки у нее тряслись так сильно, что она сжала кулаки и почти бегом зашагала по серым булыжникам мостовой, петляя между пустыми ящиками и корзинами, которые уже уносили с улицы.

Потому что я люблю тебя.

Потому что я влюблена в тебя.

Потому что…

Приближаясь к мосту, она достала из кармана часы и проверила время. Было без четверти шесть — до закрытия оставалось пятнадцать минут, так что можно было надеяться, что в магазине уже будет тихо и она застанет Уильяма одного. Оказавшись на пороге, она по привычке погладила гаргульям носы, а затем сделала глубокий вдох и положила руку на ручку двери.

И тут она увидела табличку.

Закрыто.

Закрыто? Уже? Она нажала на ручку, но дверь не поддалась. Все шторы были наглухо задернуты, и в окнах она сумела разглядеть только свое отражение.

Нахмурившись, она подошла к газетному киоску на другом конце моста, где стоял тот самый продавец, который несколько месяцев назад с жалостью на нее смотрел.

— Джерри! — окликнула его она. — Вы не видели сегодня мистера Мортона? Кто-нибудь выходил недавно из магазина?

— Они вдвоем ушли, — ответил он, не поворачиваясь и передавая мужчине в канотье треснувшую кружку с чаем. — Где-то около пяти.

— Они не говорили, куда пошли?

Джерри повернулся и удивленно на нее посмотрел.

— Разумеется, не говорили. — Эвелин покачала головой. — В любом случае спасибо.

Она задержалась на мосту еще на мгновение, раздумывая, стоит ли ждать. Небо быстро серело, а с восточной части города надвигались тяжелые дождевые тучи.

— Значит, приду завтра утром, — сказала она скорее себе, чем кому-либо. Бросив напоследок взгляд на знакомую черную дверь и на пару гаргулий, она пошла обратно по улице. Теперь дыхание ее успокоилось, а тревожное чувство так глубоко опустились под кожу, что больше она его не испытывала.

Приближаясь к Портхейвен-Хаусу, она услышала, как кто-то без конца выкрикивает одно и то же слово, которое эхом отдается от кирпичных стен и мячиком прыгает по улице.

Только приблизившись к дому, Эвелин поняла, что голос принадлежал ее матери, а повторяющимся словом было имя ее отца.

— Джон! Джон!

Эвелин побежала. Входная дверь была открыта, а мать стояла на пороге с круглыми от страха глазами и бегающим по улице взглядом.

— Что случилось? В чем дело?

Сесилия посмотрела на Эвелин с пустым выражением.

— Ты была права, — сказала она. — Ты была права. Твой отец, он…

— Он что?

— Он поехал в Лондон. Взял чемодан и поехал в Лондон. И не думаю, что он собирается вернуться.

Эвелин перевела взгляд на тетушку Клару, которая стояла позади матери. На лице ее, обычно суровом, теперь читалась мягкость.

— Но почему? — спросила Эвелин. — Он говорил, что планирует вернуть Риккалл-холл — чтобы мы все вместе снова жили там! Говорил, что над этим он сейчас работает.

— Что ж, он соврал, — ответила тетушка Клара. — А работал он только над тем, чтобы собрать достаточно денег на свои долги.

На лбу Эвелин проступили морщины, мысли вдруг стали столь громкими, что ей было трудно вычленить из их вихря хотя бы одну.

— Где же он нашел деньги на долги?

— Он принимал инвестиции, — ответила мать. — Полагаю, так он с кредиторами и расплатится.

— Но ведь эти инвесторы будут ждать, что деньги вернутся к ним, разве нет? Но если он отдаст эти деньги кредиторам… то как он отплатит инвесторам?

— Найдет новых инвесторов, — сказала тетушка Клара. — И снова запустит этот цикл.

Эвелин покачала головой:

— Но если это правда, значит, он никогда не рассчитается с долгами. Он всегда будет что-то кому-то должен.

— Он не хочет расставаться со своей прежней жизнью, пусть даже больше не может себе ее позволить и пусть даже его жене и дочери придется полагаться на милость той самой семьи, от которой он столько времени прятался.

— Тетушка Клара! — воскликнула Сесилия, всплеснув руками.

— Ну нет, вот этого больше не надо, — отрезала тетушка Клара. — Эвелин пляшет вокруг тебя, потому что боится, что ты снова погрязнешь в своей меланхолии. Но я, как женщина, которая провела в меланхолии почти всю свою жизнь, церемониться с тобой больше не буду. — Она взяла Сесилию за руку выше кисти. — Все это время ты считала себя недостойной мужчины, за которого вышла замуж, человека выше тебя по статусу. Ты годами говорила себе, что тебе повезло. Повезло жить в таком доме, как Риккалл-холл. Повезло быть с мужчиной, который не придавал значения твоему происхождению. Повезло иметь вещи, о которых, будучи из скромной семьи, ты могла только мечтать. Что ж, позволь мне кое-что сказать тебе, дорогая. Ни деньги, ни происхождение, ни титул не делают тебя хорошим человеком. Звание это нужно заработать — поступками и словами. А муж твой, моя милая, доказывал тебе раз за разом, что хорошим человеком его точно не назовешь. Мое мнение — прости, Эвелин, что я говорю это при тебе, ведь он твой отец, — но мое мнение таково, что хорошим человеком он никогда и не был. Но ты, конечно, меня никогда не слушала, Сесилия. Ты лишь убедила себя в том, что твоей семье он не понравился только потому, что он другой, что он от нас отличается. Убедила. И стала считать, что тебе повезло. — Глаза тетушки Клары светились гневом. — Но ты ни разу не спросила себя, счастлива ли ты. Ни разу не спросила себя, заслуживает ли тебя он. Если я стану тебя утешать, скажу тебе, что он вернется, попросит прощения, то я окажу тебе тем самым медвежью услугу. Эти слова, моя дорогая, ты слушала слишком долго — от людей, которые не знают тебя и уж точно не знают его. Вот его истинная сущность, Сесилия. Вот кто он есть на самом деле.

Сесилия какое-то время молчала, а потом опустила голову и тихо, медленно вздохнула:

— Как бы мне хотелось, чтобы вы были неправы, тетушка Клара.

— А теперь расскажи Эвелин остальное. Она заслуживает знать.

— Остальное? — Эвелин не ожидала, что ее сердце может упасть еще ниже. — Есть еще что-то?

— Есть, — ответила мать, с опаской глядя на Эвелин. — Как я сказала, он забрал свой чемодан. Но еще он забрал твои деньги.

— Мои деньги? — Лицо Эвелин стало бледным как мел. — Он взял мои деньги? Но он ведь говорил, что это жалкие гроши! Что они ничего не стоят!

— Я пыталась остановить его, — сказала Сесилия. — Но он сказал, что ему они нужнее, чем нам…

— Чушь собачья, — огрызнулась тетушка Клара.

— И сказал, что вернет их тебе, как только сможет.

Лицо Эвелин загорелось. Первоначальный шок уступил место чувству, поднимавшемуся из самых глубин ее существа.

— Вы сказали, он собирается в Лондон?

— Да. Он взял карету до вокзала.

Эвелин спешно вынула из кармана часы.

— Следующий поезд только через час, — сказала она. — Если потороплюсь, то догоню его.

— Догонишь, а дальше что?

— Верну свои чертовы деньги, — ответила Эвелин. — Эти деньги я копила для нас! Для нашего будущего! А не для него.

— Но ты же не сможешь бежать до вокзала всю дорогу!

— Смогу, — ответила Эвелин, поворачиваясь к двери. — И успею, если потороплюсь.

Глава 48

Вернувшись в книжный магазин, Уильям и дядя Говард сели по разные стороны прилавка и открыли виски. Долг Уильяма был выплачен, пусть беззубый мужчина и оказался не слишком этому рад. Скалясь, он заявил: «А как весело мы могли провести с тобой время!» От этого предложения по спине Уильяма пробежал холодок, и дядя Говард сильнее сжал ему руку.