Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

С тех пор как Эвелин убежала из магазина, он писал ей каждый день, и каждый день, когда приходил почтальон, его сердце взмывало вверх — чтобы через мгновение рухнуть вниз, когда тот лишь качал головой. Неужели дядя Говард все эти годы испытывал то же самое? Если так, то как он мог жить в этом лимбе, в этом пространстве между двух миров, где все сводится к ожиданию, а время то мучительно тянется, то необъяснимым образом сжимается?

Джек отодвинул соседний стул и осторожно поставил на стол кружку пива, стараясь не пролить его на лист бумаги.

— Так и пишешь Эвелин?

— Пишу, — ответил Уильям, поднимая взгляд на друга.

Когда Уильям ему во всем признался, он не бросился прочь, как Эвелин, и не забеспокоился, как дядя Говард; он просто отвесил ему затрещину, обозвал его законченным болваном, полчаса отчитывал за то, что согласился одолжить ему денег, а в конце неуклюже обнял его изо всех сил.

— И что, какие результаты?

Уильям положил ручку рядом с пустой страницей и закрыл лицо руками.

— Просто великолепные. Она ответила на все мои письма до единого.

— М-м-м, — протянул Джек, отпивая из кружки. — Знаешь, что я бы тебе посоветовал?

Уильям посмотрел на него через пальцы:

— Если скажешь: «Сделай ей предложение», это пиво окажется у тебя на коленях.

Джек сдержанно улыбнулся:

— Я бы посоветовал извиниться перед ней не словами, а поступками.

Уильям нахмурился:

— В смысле?

— Она не хочет читать твои письма? Тогда возьми и покажи ей, что ты раскаиваешься. Покажи, что она может тебе доверять.

— И как же?

Джек пожал плечами:

— Не знаю. Я не могу делать за тебя все, Уильям. Я просто считаю, что если проблема в том, что ты соврал…

— Я думаю, проблема скорее в том, что я своей ложью загнал магазин в долги.

— Что ж, — сказал Джек. — Тогда с чего бы ей верить твоим словам? Если хочешь вернуть ее доверие, придется доказать ей, что ты не такой.

Уильям открыл лицо и стал выстукивать пальцами по столу ритм. Что она говорила ему несколько месяцев назад? «Не обещай ничего… Просто докажи мне…»

— Ее отец соврал ей, а потом сбежал. Я должен доказать ей, что я так не поступлю, что я другой.

— Именно. А сидеть и строить из себя несчастного писателя бесполезно.

— Сделать что-нибудь, — произнес Уильям, кивая. — Сделать что-нибудь… Джек, ты гений.

Уголки губ Джека потянулись к ушам.

— Я это уже слышал, знаешь ли.

— Кажется, я точно знаю, что мне надо сделать, — сказал Уильям. — А Наоми согласится нам помочь?

— Если вежливо попросить, — ответил Джек.

Эвелин была рада, что последовала совету матери и приняла ванну, ведь на следующий день на их пороге появилась Наоми; ее темные волосы были убраны под рабочую косынку.

— Как же я рада тебя видеть! — воскликнула Эвелин, заключая ее в объятия.

— Я по тебе соскучилась. Решила, что пора мне, пожалуй, начать приходить на наши ланчи сюда. — Наоми сделала шаг назад. — Мне столько нужно тебе рассказать, и, полагаю, тебе есть что рассказать мне тоже.

— Начинай ты, — предложила Эвелин. — У меня сплошная тоска.

— Ну что ж. — Наоми важно надула щеки. — Во-первых, один человек очень заинтересовался нашим делом — нашим с мамой бизнесом, я имею в виду. У него сеть прачечных здесь и в Аргайле, и на следующей неделе он приедет изучить документы. Если ему все понравится, то, может быть, мама сможет вернуться к преподаванию! Так что будем держать кулаки и ждать. А во-вторых… — Ее улыбка озарила комнату ярче, чем пробивающееся сквозь листву осеннее солнце. — Джек сделал мне предложение! И как романтично! Он пригласил меня поужинать с ним вдвоем и достал бархатную коробочку. Я открыла ее и обомлела. Я решила, что он позвал меня на ужин из-за подарка, но потом он взял мою руку и предложил выйти за него замуж, и это было… — Она на секунду запнулась. — Это было волшебно, Эвелин. Правда.

— Я так за тебя счастлива, — сказала Эвелин, улыбаясь подруге в ответ. — Когда будет свадьба?

— В декабре, если успеем поднакопить, — ответила Наоми. — Я всегда мечтала о рождественской свадьбе. Только представь! Вокруг снег, в камине горит огонь. Мне лишь нужно подлатать свое лучшее платье.

Эвелин на секунду задумалась, окидывая взглядом подругу с ног до головы.

— Пойдем-ка со мной, — сказала она, беря Наоми за руку и увлекая за собой через дверной проем.

Поднявшись на чердак, она жестом предложила Наоми присесть на недавно заправленную кровать и, подойдя к шкафу, достала оттуда свое изумрудно-зеленое платье. Она повернула его к Наоми, чтобы та рассмотрела вышитые на нем цветы, спускавшиеся до талии. Глаза Наоми расширились.

— Оно просто прекрасно, Эвелин.

— Оно твое, — ответила она, протягивая платье Наоми. — Прошу. Пусть оно будет твоей старой-новой вещью. Я вышила эти цветы сама. — Чувствуя легкий прилив гордости, она провела рукой по вышивке. Пусть они и не нравились ее матери, Эвелин считала их, пожалуй, своей лучшей работой. — Тебе не обязательно было провожать меня домой в день нашей первой встречи, но ты проводила. Полагаю, добро всегда возвращается.

— Ох, да ты тогда не так уж сильно и заблудилась, — ответила Наоми, беря в руки платье и любуясь шелковой тканью. — Это слишком уж щедрый подарок.

— Ерунда, — сказала Эвелин, небрежно взмахнув рукой. — Ты была мне очень хорошей подругой, Наоми, и я хочу быть такой тебе.

Наоми встала, аккуратно, с трепетом положила платье на кровать и крепко обняла Эвелин.

— Уильям рассказал мне о том, что между вами произошло. И про отца. Мне очень жаль, Эвелин.

— Спасибо. — Эвелин снова ощутила, как к горлу начал подкатывать ком. Как бы ей хотелось научиться думать об этом, говорить об этом без тяжести на душе! Но почему-то именно эту боль она не смогла подавить, запрятать подальше, как делала это раньше со всем остальным. Эта боль тяжким грузом давила на сердце, не отпуская. — Поступок отца не стал для меня неожиданностью. Пусть от этого и не легче, но я хотя бы была к такому готова. Но Уильям… Уильяму я доверяла. А он меня обманул.

Наоми взяла ее за руку и ласково сжала ее.

— Но Уильям не твой отец, — тихо сказала она. — Он оступился один лишь раз, и у него были добрые намерения.

— «Добрыми намерениями» разве вгоняют других в долги?

Наоми изумленно моргнула.

— Уильям что, не сказал тебе, зачем Джеку нужны были деньги?

Эвелин покачала головой. Наоми сглотнула и достала из-под воротника изящный золотой кулон в форме лебедя.

— Он купил мне на них свадебный подарок, Эвелин. Джек, конечно, страшно переживает — уже предлагал Уильяму и вернуть деньги досрочно, и работать по выходным в книжном. Он не может не чувствовать… мы не можем не чувствовать… ну… что мы за это ответственны. По крайней мере, отчасти. И вот я и подумала прийти к тебе и спросить, может быть, ты… может, часть того гнева, который ты чувствуешь к отцу, ты перенаправляешь на Уильяма?

— Нет, — ответила Эвелин, слыша в голове голос матери, ее тихое признание в том, что она поступила точно так же — перенаправила гнев. — Может быть, — неохотно исправилась она. — Но как мне знать, что это не повторится?

Наоми на несколько секунд задумалась.

— Этого нельзя знать, Эвелин. Можно просто верить. И я верю, что люди заслуживают второго шанса. Если никому не давать второй шанс, то как нам учиться на ошибках? Как нам расти? Если бы в жизни нам давался на все один шанс, мы все были бы глубоко несчастны. От любой неудачи жизнь была бы кончена. Но все ведь устроено не так.

Эвелин стиснула зубы. Не только Уильям совершил ошибку, это правда. Свой вклад внесла и она: врала матери, пошла на сделку с леди Вайолет.

Наоми посмотрела на Эвелин прямо и открыто.

— Хотя бы прочитай его письма. Он чувствует себя просто ужасно, Эвелин. Он выглядит ужасно.