Тайна доктора Авроры (СИ) - Александра Федулаева "Сандра Барро"

В тот день с самого утра улицы ожили. В лавках раскладывали связки яблок — красные, жёлтые, блестящие, словно их только что сорвали. Продавцы выкрикивали цену на каштаны, везли тележки с соломой для чучел. В воздухе витал запах дыма и жареного мяса. На площадях достраивали огромные костровища, которые должны были загореться в назначенный час.

Когда я наблюдала за этой суетой из окна гостиной, моё сердце согревалось. Я уже полюбила этот праздник за волшебство, за обещание, что ночь будет ярче любого дня. Теперь же мне нравилось смотреть, как радуются другие — словно сама жизнь расцветала на этих каменных улицах.

Наш старинный особняк тоже был охвачен подготовкой. Фелисити с утра металась по комнатам, споря с горничными о выборе платья. Ей хотелось надеть что-то тёплое и удобное, но в то же время нарядное, чтобы все на площади заметили её красоту и элегантность. Эдит помогала Элле собирать в корзину тёплые платки и меховые накидки: к вечеру обещали мороз. Даже Бетси, обычно спокойная и собранная, выглядела взволнованной, словно предчувствуя что-то необычное.

А вечером, когда мы собрались у камина в гостиной, чтобы отдохнуть перед празднеством, Элла, по старой привычке, взяла на себя роль сказительницы.

— Давным-давно, — протянула она, поправив на плечах шерстяную шаль, — когда Эвервуд только строился, здесь было много болот и тьмы. И говорили, что каждую осень в последнюю ночь перед первыми заморозками по этим болотам ходил Чёрный всадник. У него не было лица, только пустая тень под капюшоном. Он искал заблудших и тех, кто забыл поставить свечу в окно. Если не увидит света — уводит душу с собой в темень, и человек пропадает навсегда.

Бетси, сидевшая ближе всех, поспешно перекрестилась. Фелисити издала звук похожий на смешок, но тут же вжалась в кресло. Эдит слушала, широко раскрыв глаза. Её кудри переливались всеми оттенками рыжего в свете камина. Марс, свернувшийся у моих ног, недовольно дёрнул хвостом и фыркнул так выразительно, что я не сдержала улыбку. Леди Агата, устроившаяся с вязаньем в углу, покачала головой и пробормотала:

— Сколько лет слушаете одно и то же, а всё дрожите, как дети.

— Потому что рассказано хорошо, — возразила я и сжала ладонь Эдит.

Тем вечером мы долго не расходились, но всё же, когда часы пробили одиннадцать, тётушка велела готовиться: семейство Рэдклиффов решило посетить праздник вместе, и нельзя было опаздывать.

Когда мы вышли в город, там уже было шумно. Толпы людей стекались к площади, где разгорался первый костёр. Пламя поднималось всё выше, огонь бросал в небо искры, и от его жара таял лёд на булыжной мостовой. Дети визжали, взрослые смеялись и грели ладони.

По улицам тянулся аромат: жареные каштаны потрескивали на углях, карамельные яблоки блестели в свете факелов, а у лотков продавали горячий, лёгкий глинтвейн, от которого кружилась голова и разливалось тепло в груди.

На другой стороне площади началась уличная постановка. На деревянном помосте разыгрывались сцены из старых легенд: рыцарь в доспехах сражался с тёмным чудовищем, и люди кричали от восторга; девушка в белом платье выводила танец, будто сама была пламенем; группа детей изображала слуг зимы, которые приходят забирать осень. Пройдя чуть дальше, можно было увидеть актёров, одетых в красочные костюмы. Они разыгрывали старую сказку об Осени и Зиме: Осень, в богатом венке из жёлтых листьев, спорила с холодной Зимой, чьё время властвует дольше. Дети смеялись и аплодировали, когда Зима притворно дула на зрителей холодным ветром из мехового мешка.

Фелисити радостно хлопала в ладоши. Эдит улыбалась искренне и открыто.

— Тебе нравится? — тихо спросила я её.

— Очень, — ответила она. — В каждом огоньке будто живёт своя душа.

Генри подошёл к нам и протянул ей руку. Она вложила в его ладонь свою, и я вдруг ясно увидела, что этот праздник станет для них воспоминанием, которое они будут хранить всю жизнь. Он стоял рядом и смотрел на неё, словно всё вокруг было лишь декорацией, а центром внимания — её сияющее лицо.

Глава 78

Всё смешалось в этом весёлом шуме. Я вдыхала запах дыма и медовых яблок. Вокруг меня смеялись, визжали дети, толпа ахнула, когда последний фейерверк рассы́пался золотой пылью над Эвервудом, и тут же все разом взорвались радостными криками: «Слава осени! Да здравствует зима!» Моё сердце замирало от восторга и радости, чувствуя, как осень, умирая в пламени костров, благословляет нас на долгую и, надеюсь, добрую зиму. Я чувствовала себя частью этого древнего ритуала, этой живой, пульсирующей энергии, которая наполняла площадь. Хотелось просто стоять здесь вечно, раствориться в этом моменте, забыв обо всём на свете. В какой-то момент мне показалось, что я даже почувствовала лёгкое головокружение от запаха глинтвейна, витающего в воздухе, и от переполнявших меня эмоций.

Толпа вокруг меня гудела, словно сама стихия: крики, смех, звонкий треск факелов, удары бубнов — всё это сливалось в сплошной гул, пробирающий до дрожи.

Внезапно кто-то коснулся моего рукава. Я обернулась, ещё не до конца выйдя из этого состояния блаженного оцепенения. Рядом со мной стоял паренёк, может быть, лет семнадцати, в потрёпанной одежде, с лицом, перемазанным сажей, и растрёпанными светлыми волосами, которые выбивались из-под старой, съехавшей набок большой шапки. Его дыхание было сбивчивым, словно парень бежал изо всех сил. Ссутулившись, он пытался запахнуть куртку, из горла вырывались хрипы.

— Леди Сеймур, наконец-то я вас нашёл! — выдохнул он, низко кланяясь. Его голос был сиплым от спешки и, казалось, от какого-то внутреннего напряжения. Он выпрямился, поправляя шапку, которая сползала почти на самые глаза. В его облике было что-то странное, неуловимое.

— Я был в особняке, слуги сказали, что вы на площади. Едва успел сюда добраться, толпа такая…

Моё сердце мгновенно сжалось от тревоги. Слишком уж серьёзным казался его вид, слишком уж поспешными были его слова. Праздничное настроение испарилось, словно его и не было.

— Что случилось? — спросила я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри уже всё похолодело.

Парень снова низко поклонился, его взгляд, скрытый под козырьком шапки, казался беспокойным. Он замялся, словно не зная, как начать, и это только усилило мою тревогу.

— Несколько детей… из восточной части города… Они хотели смотреть на фейерверк, им не хватило места на мосту, и они вышли на речной лёд. — Его голос дрогнул, и он тяжело сглотнул. — И провалились под воду. Кто-то даже погиб… Их вытащили и отвезли в больницу. Доктор Лэнгтон, он послал за вами, миледи. Потому что детей несколько, и он не справляется. Некоторые без сознания.

Эти слова обрушились на меня, как ледяной душ. Дети! Под лёд! Погибли! Мозг отказывался верить. Только что вокруг был смех и веселье, а теперь — ужас и трагедия. Инстинктивно я оглянулась по сторонам, ища Генри или Эллу. Мне нужна была помощь, совет, поддержка. Но Элла стояла у прилавка, окружённая толпой людей, и раздавала свечи, её лицо освещалось мягким, тёплым светом. Генри с Эдит и Фелисити, смеясь, направлялись в другую сторону площади, где собирались цирковые акробаты и жонглёры факелами. Они были уже слишком далеко, слишком увлечены праздником, чтобы услышать, как я зову их.

— Нам нужно предупредить лорда Арлингтона! — решительно сказала я парню, пытаясь взять ситуацию в свои руки. Он был всего лишь посыльным, а мне, возможно, понадобится ещё люди в помощь.

Но юноша, словно не слыша меня, настойчиво покачал головой.

— Я оставил в особняке записку слугам, миледи. Предупредил их, что побегу искать вас на площади, и если лорд вернётся вскорости, они передадут ему послание доктора. Пожалуйста, миледи…

Ноги словно приросли к земле. Его голос был полон отчаяния, глаза, которые я по-прежнему не могла разглядеть из-за натянутой шапки, казались полными слёз. Я колебалась и снова посмотрела на него, стараясь уловить хоть какую-то фальшь, но видела лишь юношескую горячность и отчаяние.