Лекарь Империи 12 (СИ) - Лиманский Александр

Полицейская машина. Лапин привёз меня сюда на полицейской машине, она должна быть где-то рядом, должна стоять на парковке или у входа…

Её не было. Я обежал глазами всю парковку. Никакой полицейской машины с синими мигалками. Видимо, капитан уже уехал — у него наверняка были, которые требовали его внимания. Он и так потратил на меня гораздо больше времени, чем положено по любым инструкциям и протоколам.

Что делать? Что, чёрт возьми, делать?

Я оглядывался по сторонам, лихорадочно ища хоть что-то — машину, которую можно угнать или одолжить, мотоцикл, велосипед, да хоть самокат, хоть что-нибудь с колёсами, что могло бы меня довезти…

И тогда из-за угла, выехала карета скорой помощи. Белый микроавтобус с красным крестом, с надписью «Скорая медицинская помощь» на борту, с мигалками на крыше.

Я не думал. Совсем не думал — просто бросился ей наперерез, выскочил прямо на дорогу, раскинув руки, как человек, который готов умереть, но не отступить.

Визг тормозов. Запах горелой резины. Машина остановилась в метре от меня — я чувствовал жар от капота на своём лице.

Из окна водителя высунулась разъярённая физиономия — пожилой мужчина с седыми усами, красный от гнева.

— Ты что, совсем сдурел⁈ — заорал он так, что его наверняка было слышно на другом конце парковки. — Под колёса кидаешься! Жить надоело⁈ Да я тебя сейчас…

Он осёкся на полуслове.

Прищурился, вглядываясь в моё лицо.

И вдруг его выражение изменилось — гнев сменился удивлением, удивление — узнаванием.

— Погоди-ка… — он высунулся из окна подальше, чуть не вывалившись наружу. — Илюха? Разумовский? Это ты, что ли?

Я узнал его в ту же секунду. Сергеич — водитель скорой помощи, с которым я работал в самом начале своей карьеры в этом мире, когда только-только пришёл в больницу и ещё ничего не понимал.

Он возил меня на вызовы в первые недели, учил ориентироваться в городе, рассказывал байки про местных врачей и пациентов, делился термосом с горячим чаем во время долгих ночных дежурств.

— Сергеич! — я бросился к окну, хватаясь за раму. — Помощь нужна! Срочно, не на жизнь, а на смерть, без преувеличений! Нужно перехватить такси там двое моих пациентов, они в невменяемом состоянии, уехали в неизвестном направлении!

Из пассажирского окна высунулся рыжий фельдшер.

— Сергеич, не слушай его, он ненормальный — он ткнул в меня пальцем. — Надо в полицию звонить, а не…

— Заткнись, Лёха, — Сергеич даже не повернулся к нему, продолжая смотреть на меня. — Ты знаешь, кто это? Это Илья Разумовский, лучший хирург в нашей больнице, а может, и во всём Муроме. Я с ним ещё работал, когда он только начинал — зелёный был, как огурец, но руки золотые, это я сразу понял. Если он говорит, что срочно — значит, срочно.

Он распахнул дверь:

— Запрыгивай, Илюха! Куда едем?

Я влетел в кабину, втиснувшись между водителем и недовольным Лёхой, который демонстративно отодвинулся к окну, всем своим видом показывая, что не одобряет происходящее.

— Фырк! — я обратился к бурундуку, который сидел на моём плече и нервно подёргивал хвостом. — Направление! Куда они поехали?

— На юг, к окраине города, — мысленный голос Фырка был напряжённым, сосредоточенным. — Жёлтое такси, старая модель, с помятым задним крылом. Они ехали по Вишневой, потом свернули на Промышленную, потом… потом я потерял их на секунду, но сейчас снова чувствую.

— На юг, — сказал я Сергеичу, стараясь говорить спокойно, хотя сердце колотилось как бешеное. — Район старых складов, за центральным рынком. Жёлтое такси с помятым крылом.

Сергеич кивнул, врубил сирену и мигалки, и машина рванулась вперёд с такой силой, что меня вдавило в спинку сиденья.

— Держись, Илюха! — крикнул он, выворачивая руль. — Сейчас полетаем!

Скорая неслась по улицам Мурома, распугивая встречный транспорт сиреной и синими всполохами. Редкие машины шарахались в стороны, прижимаясь к обочинам, прохожие оборачивались нам вслед.

Лёха на пассажирском сиденье что-то бормотал про нарушение всех мыслимых правил и протоколов, но я его не слушал — всё моё внимание было сосредоточено на Фырке, который работал живым навигатором.

— Направо на следующем перекрёстке! — командовал я, транслируя его указания Сергеичу. — Теперь прямо, мимо универмага! Ещё один квартал!

Машина визжала покрышками на поворотах, подпрыгивала на ухабах разбитой дороги, но Сергеич вёл её уверенно и точно, как опытный пилот ведёт самолёт сквозь грозу. Видимо, за годы работы на скорой он навидался всякого и научился водить в любых условиях.

— Вон! — Фырк подпрыгнул на моём плече, указывая куда-то вперёд крошечной лапкой. — Вон та жёлтая тачка, видишь? Третья в ряду, перед красным светофором!

Я увидел. Жёлтое такси с помятым задним крылом, которое как раз притормаживало на красный свет на перекрёстке.

— Сергеич, видишь жёлтую машину? — я указал рукой. — Вон та, перед светофором! Подрезай её, перегороди дорогу!

Сергеич не стал переспрашивать и уточнять.

Он просто вывернул руль, и скорая, взвизгнув тормозами, перестроилась через две полосы. Подрезала какой-то грузовик, водитель которого яростно засигналил нам вслед, и встала поперёк полосы, перегородив такси путь к отступлению.

Я выскочил из машины ещё до того, как она полностью остановилась.

Таксист сидел за рулём с выражением полного и абсолютного офигения на лице. Его рот был приоткрыт, глаза расширены, руки намертво вцепились в руль, словно это была его единственная связь с реальностью.

Он явно не понимал, что происходит, почему карета скорой помощи с воющей сиреной перегородила ему дорогу, и что вообще за безумие творится в его такси в этот вечер.

Я не стал тратить время на объяснения. Подбежал к задней двери, рванул ручку, распахнул…

И увидел Веронику.

Она сидела на заднем сиденье рядом с отцом — развязанным, свободным, без скотча на лице — и смотрела на меня глазами, в которых не было ничего от той женщины, которую я любил.

Абсолютно ничего.

Холодная, чужая злоба заполняла эти глаза, как чернила заполняют сосуд, не оставляя места ни для чего другого. Её лицо было искажено гримасой ненависти — губы сжаты в тонкую линию, брови нахмурены, ноздри раздуваются.

— Уйди, — её голос был ровным, безэмоциональным, как голос робота или загипнотизированного человека. — Убирайся. Оставь нас в покое.

Сергей Петрович рядом с ней ощерился в торжествующей ухмылке, обнажая жёлтые прокуренные зубы:

— Что, колдун, не вышло? Не получилось украсть мою дочь, увезти её в своё логово? Она наконец-то прозрела, поняла, кто ты на самом деле! Чудовище! Маньяк! Она…

Я не стал его слушать. У меня не было на это ни времени, ни желания, ни сил. Всё, что говорил этот человек — это был не он, это был паразит, который использовал его голосовые связки, его рот и тело как инструмент.

Одним движением я перегнулся через Веронику — она попыталась меня оттолкнуть, ударила по руке, но я был сильнее — и схватил фельдшерскую укладку, которую специально прихватил с собой из скорой, когда выскакивал. Открыл её на коленях, быстро перебирая содержимое: бинты, пластыри, шприцы, ампулы…

Вот. Диазепам. Сильное седативное, которое используют для купирования судорог и острых психозов. Десять миллиграммов в ампуле — достаточно, чтобы успокоить взрослого человека, но не настолько много, чтобы подавить дыхательный центр.

Я сломал горлышко ампулы, набрал содержимое в шприц, выпустил воздух.

— Что ты делаешь⁈ — закричала Вероника, и в её голосе прорезалось что-то похожее на страх. — Не смей! Не прикасайся ко мне!

— Прости, — сказал я тихо. — Это для твоего же блага.

Укол в плечо — быстрый, профессиональный, почти безболезненный. Игла пронзила ткань пальто, прошла сквозь тонкую блузку, вошла в мышцу. Поршень пошёл вниз.

Она дёрнулась, попыталась вырваться, попыталась ударить меня — её кулак скользнул по моей щеке, не причинив особого вреда — но диазепам работает быстро, особенно внутримышечно.