Лекарь Империи 12 (СИ) - Лиманский Александр

Сколько раз я видел это в прошлой жизни? Пациенты, которые приходили с готовым диагнозом из интернета. Которые требовали конкретного лечения, потому что «всё прочитали». Которые считали, что пара часов с интернетом заменяет годы медицинского образования и тысячи осмотренных пациентов.

— Владислав Андреевич, — сказал я спокойно, — я ценю вашу… инициативу. Но позвольте мне объяснить несколько вещей.

— Слушаю.

— Во-первых, симптомы не так однозначны, как вам кажется. Да, гипогликемии могут указывать на инсулиному. Но боли в животе, которые вы описываете — схваткообразные, связанные с едой — не типичны для этой опухоли. Инсулинома обычно болевого синдрома не даёт.

— Но…

— Во-вторых, — я не дал ему перебить себя, — ваши гипогликемии проявляются слишком… ярко. Потеря сознания, судороги, выраженная неврологическая симптоматика. При инсулиноме обычно бывают более мягкие эпизоды — потливость, дрожь, спутанность сознания. То, что происходит с вами, больше похоже на экзогенное введение инсулина.

— Вы хотите сказать, что я сам себе ввожу инсулин? — его голос стал холодным.

— Я хочу сказать, что картина сложнее, чем кажется. И мы ждём результатов других, более специфических анализов, которые я назначил. Уровень С-пептида, тест на голодание, токсикологический скрининг.

— Но это очевидно! — Он схватил планшет и начал листать страницы. — Смотрите — спектр симптомов, реакция на глюкозу, возраст начала… Всё сходится! Классическая презентация инсулиномы! Мы ждём зря, можно уже начинать готовиться к операции!

Я глубоко вздохнул.

— Владислав Андреевич. Я понимаю, что вам страшно. Понимаю, что вы хотите знать, что с вами происходит. Это естественное желание. Но медицина — это не интернет. Это не алгоритм, который выдаёт ответ по набору симптомов. Это искусство видеть то, что скрыто. Замечать несоответствия. Сомневаться в очевидном.

Я наклонился к нему, глядя прямо в глаза.

— Вы — пациент. Я — лекарь. Моё лечение, а не ваши выводы из интернета. Если вы хотите, чтобы я вам помог — доверьтесь мне. Если не хотите — можете вернуться в частную клинику Владимира, которая два месяца не могла поставить вам диагноз.

Он замолчал. Смотрел на меня несколько секунд, и в его глазах боролись гордость и страх.

Страх победил.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Хорошо, Мастер Разумовский. Я… подожду. Но я оставляю за собой право задавать вопросы.

— Задавайте сколько угодно. Но решения принимаю я.

Я вышел из палаты, чувствуя на себе его взгляд — всё ещё недоверчивый, всё ещё оценивающий.

— Двуногий, — голос Фырка был насмешливым. — Ты только что поставил на место человека, который привык быть самым умным в комнате. Это было почти красиво.

— Почти?

— Ну да. Было бы красивее, если бы ты при этом не выглядел так, будто собираешься его придушить.

— Я не собирался его придушить. Просто… немного помечтал об этом.

— Это одно и то же, двуногий, — залился смехом Фырк. — Одно-о-о и то-о-оже!

Остаток дня прошёл в привычном режиме — обходы, консультации, бумажная работа. К вечеру я наконец добрался до своего нового «штаба» и сел за разбор заявок.

Это было… интересно.

Большинство ответов на загадку «Мнимая анемия» были стандартными, предсказуемыми. «Это не железодефицитная анемия, а В12-дефицитная». «Пациентка страдает скрытым кровотечением из желудочно-кишечного тракта». «Это аутоиммунная гемолитическая анемия». «Проблема в усвоении железа из-за целиакии».

Всё мимо. Все искали сложные, редкие диагнозы — и все упускали простую, очевидную возможность.

Но потом я нашёл два письма.

Первое — из Казани, от молодого лекаря по имени Арсений Богачев. Второе — из Новгорода, от женщины по имени Мария Ковалёва. Оба давали правильный ответ.

Я отложил эти письма в отдельную стопку — «прошли первый этап». Потом добавил к ним ещё три — от авторов, которые не угадали точно, но подошли очень близко, продемонстрировав правильный ход мышления.

Таланты были. И я их находил.

— Двуногий, — Фырк материализовался на столе среди бумаг. — У тебя такое лицо, как у кота, который нашёл сметану. Доволен собой?

— Не собой. Ими. Людьми, которые умеют думать.

— Сентиментальщина. Терпеть не могу.

Внезапно дверь кабинета распахнулась с таким грохотом, что я подпрыгнул на стуле.

В проёме стоял Игнат Семёнович Киселёв, заведующий всей хирургической службой. Он выглядел… взъерошенным. Растрёпанным. Возбуждённым так, как я никогда его раньше не видел.

— Разумовский! — он буквально ворвался в кабинет, даже не потрудившись постучать. — Хватит таиться! Я тебе уже полчаса звоню! Почему не берёшь трубку⁈

Я машинально проверил телефон. Действительно — пять пропущенных вызовов.

— Извините, Игнат Семёнович. Был на беззвучном режиме. Что случилось?

— Что случилось⁈ — он подошёл к столу и навис надо мной, как грозовая туча. — Случилось то, что ты запустил эту свою чёртову загадку, и теперь пол-больницы сходит с ума, пытаясь её разгадать!

— Пол-больницы?

— Да! Я! Кобрук! Гаранин! Даже Преображенский позвонил из своей берлоги, спрашивал, что за «Мнимая анемия» и почему все о ней говорят! — он схватил стул и плюхнулся на него, тяжело дыша. — Скажи хотя бы намёк на ответ! Мы тут с Кобрук уже на коньяк поспорили!

Я не смог сдержать улыбку.

— На коньяк?

— На бутылку «Арарата» двадцатилетней выдержки! — Он стукнул кулаком по столу. — Я говорю — это скрытое кровотечение в желудке! Железо вводят, но оно тут же вытекает через эрозию или язву! Классика! А она твердит про какую-то редкую гемолитическую анемию, при которой эритроциты разрушаются быстрее, чем железо успевает встроиться! Кто из нас прав⁈

— Игнат Семёнович…

— Дай подсказку, Илья! — он смотрел на меня умоляющими глазами. — Хоть маленькую! Я не могу проиграть этот коньяк! У меня репутация!

Я смотрел на него — на грозного заведующего хирургией, который превратился в азартного игрока, готового на всё ради победы — и чувствовал, как улыбка расползается по лицу.

Мой конкурс работал.

Он захватывал умы. Заставлял думать. Пробуждал азарт. Даже те, кто не собирался участвовать официально, втягивались в игру.

— Игнат Семёнович, — сказал я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица. — Если я дам вам подсказку, это будет нечестно по отношению к тысячам людей, которые прислали свои ответы.

— Да плевать мне на эти тысячи! — он снова стукнул по столу. — Мне нужен коньяк!

— Извините. Не могу.

Он уставился на меня с выражением друга которого предали.

— Разумовский. Илья. Я твой начальник. Я могу сделать твою жизнь очень сложной.

Глава 17

— Можете, — уверенно ответил я. — Но подсказку всё равно не дам.

Киселев несколько секунд сверлил меня взглядом. Потом вдруг расхохотался — громко, от души, как смеются люди, которые давно разучились это делать.

— Чёрт тебя возьми, Разумовский! Ладно, играй по своим правилам. Но когда я выиграю этот коньяк сам — ты мне нальёшь первую рюмку.

— Договорились.

Он встал и пошёл к двери. На пороге обернулся.

— Кстати. Хорошая идея с этим конкурсом. Я давно не видел, чтобы люди так увлекались чем-то связанным с медициной. Обычно все только жалуются на зарплаты и условия работы. А тут — азарт. Интерес. Огонь в глазах, — он помолчал. — Ты умеешь зажигать людей, Разумовский. Это редкий талант.

И ушёл, оставив меня наедине с горой бумаг и странным ощущением гордости.

— Двуногий, — голос Фырка был задумчивым. — Кажется, ты только что получил комплимент от человека, который за сорок лет работы комплименты раздавал реже, чем больничная столовая — свежие овощи.

— Кажется, да.

— Это значит, что ты делаешь что-то правильно. Или что-то очень, очень неправильно. Время покажет.

— Время покажет, — согласился я.

Я посмотрел на стопку писем, которые ещё предстояло прочитать. На пять отложенных заявок от людей, которые прошли первый этап. На телефон с пропущенными звонками от начальства.