Лекарь Империи 12 (СИ) - Лиманский Александр

— Мастер Разумовский! Пациент Эбергард Владислав Андреевич, тридцать восемь лет, поступил полчаса назад переводом из частной клиники «Медика-Плюс» города Владимира. Жалобы при поступлении: общая слабость, головокружение, тремор конечностей, эпизоды нарушения речи по типу дизартрии. В анамнезе — три синкопальных эпизода за последнюю неделю, абдоминальный болевой синдром в течение двух месяцев. При осмотре: температура тридцать семь и восемь, артериальное давление сто десять на семьдесят, пульс девяносто два, ритмичный. Сознание ясное, ориентирован. Выраженная потливость.

— Неплохо, — кивнул я. — Где он?

— Третья смотровая, Мастер.

Мы вошли в палату.

Владислав Эбергард лежал на кушетке, подключённый к монитору витальных функций. При нашем появлении он повернул голову и посмотрел на нас взглядом, который я сразу узнал.

Взгляд умного человека.

Очень умного.

Того, кто привык быть самым умным в любой комнате, куда заходит. Цепкий, оценивающий, слегка надменный. Даже в его нынешнем состоянии — измотанном, бледном, с капельками пота на лбу — он смотрел так, словно это мы пришли к нему на собеседование, а не наоборот.

— Владислав, — барон подошёл к кровати и положил руку ему на плечо. — Как вы?

— Терпимо, — голос был хриплым, но твёрдым. — Последний приступ был четыре часа назад. Сейчас только слабость и… — он пошевелил пальцами, демонстрируя тремор, — вот это.

— Это Мастер Разумовский, — барон указал на меня. — Он займётся вами. Слышали о нём?

Эбергард перевёл на меня взгляд. Оценивающий, изучающий.

— Слышал. Самый молодой Мастер в истории Империи. Спас барона от смерти на операционном столе. Сына Ушакова, полковника Обухова, — он чуть приподнял бровь. — Впечатляющее резюме для человека вашего возраста.

— Спасибо, — сказал я нейтрально. — Я осмотрю вас, если не возражаете.

— Не возражаю. Хотя должен предупредить — я уже изучил свою медицинскую карту и имею определённые соображения относительно диагноза.

Конечно, имеете. Куда же без этого. Я подошёл к кушетке и начал осмотр.

Кожные покровы бледные, влажные от пота. Слизистые без особенностей. Лимфоузлы не увеличены. Живот мягкий, но при пальпации в эпигастрии и правом подреберье пациент поморщился.

— Здесь болит?

— Периодически. Как спазмы. Последние два месяца.

— Характер боли? Связь с приёмом пищи?

— Скорее после еды. Но не всегда. Иногда без видимой причины.

Я проверил неврологический статус. Рефлексы симметричные, чувствительность сохранена. Координация… чуть нарушена, но это могло быть следствием общей слабости.

— Скажите «артиллерийская бригада».

— Арт… артиллерийская бригада, — он выговорил это с небольшим усилием, слова слегка смазались.

Дизартрия. Нарушение артикуляции. Как будто язык не вполне слушается.

Я активировал Сонар.

Диагностическое поле развернулось передо мной, как всегда, — невидимая сеть, которая сканировала тело пациента, показывая то, что скрыто от обычного взгляда. Печень, почки, поджелудочная, селезёнка… Всё на месте, всё функционирует. Никаких очевидных патологий, никаких опухолей, никаких воспалительных очагов.

Но что-то было не так.

Я чувствовал это — ту самую интуицию, которая развивается после тысяч осмотров. Что-то в картине не складывалось. Симптомы были… рваными. Несвязными. Как будто кто-то взял несколько разных болезней и перемешал их симптомы в случайном порядке.

— Двуногий, — голос Фырка прозвучал в моей голове. — Его аура странная. Не больная, не здоровая. Какая-то… загрязнённая. Как чистая вода, в которую капнули чернил.

Загрязнённая. Интересное описание.

— Мастер Разумовский? — голос Эбергарда вернул меня к реальности. Он смотрел на меня с нетерпением. — Что скажете?

— Пока рано делать выводы, — сказал я, деактивируя Сонар. — Мне нужны дополнительные обследования. КТ и МРТ головного мозга, люмбальная пункция для исключения инфекций центральной нервной системы, расширенные анализы крови и мочи. Включая токсикологический скрининг.

Барон, который всё это время наблюдал за осмотром, подошёл ближе.

— Илья, — его голос стал серьёзным, почти просительным. — Владислав — ценный сотрудник. Почти друг. Я привык бороться за своих людей. Прошу вас — возьмитесь за него серьёзно. Сделайте всё возможное.

Я посмотрел на барона, потом на пациента.

— Я всегда делаю всё возможное, барон. Для любого пациента.

— Знаю. Поэтому и привёз его к вам.

Мы вышли из палаты, и барон сразу же понизил голос, хотя в коридоре никого не было.

— Должен вас предупредить, Разумовский. Владислав — человек… сложный.

— Я заметил.

— Нет, вы не понимаете, — Штальберг покачал головой. — Он гений цифр. Один из лучших финансовых аналитиков, которых я встречал. Видит закономерности там, где другие видят хаос. Предсказывает тренды за месяцы до их появления. Но…

— Но?

— Но он дотошный до занудства. Обожает «правду», всегда докапывается до сути. Не терпит неопределённости. И очень, очень ценит эффективность. — Барон вздохнул. — Он будет задавать вам вопросы. Много вопросов. Будет проверять каждое ваше решение, искать информацию сам, предлагать альтернативные диагнозы. Не принимайте это на свой счёт — он со всеми так.

Замечательно. Пациент-всезнайка. Мой любимый типаж.

— Что-нибудь ещё?

— Вроде бы нет, — барон замялся. — хотя если это важно он занимался «биохакингом»

Вот оно что… интересно.

— Биохакинг… какие именно добавки он принимал? — спросил я.

— Не знаю точно. Он не распространялся. Только говорил, что «оптимизирует свою биохимию», — барон развёл руками. — Я не придавал этому значения. Думал — безобидное увлечение. Пока он не начал падать в обморок. Думаете это связано?

Я дернул плечом.

— Пока не знаю, все возможно. Спасибо за информацию, ваше благородие. Я разберусь.

— Я в вас не сомневаюсь, Илья. — Он хлопнул меня по плечу. — Держите меня в курсе.

Он ушёл, а я остался стоять в коридоре, обдумывая услышанное.

Биохакинг. Самолечение. Эксперименты с добавками.

Это могло объяснить многое. Гипогликемии, неврологические симптомы, боли в животе — всё это могло быть результатом приёма чего-то, чего принимать не следовало. Или, наоборот, неприёма чего-то необходимого.

Но могло и не объяснять ничего. Могло быть просто совпадением.

Нужно было копать глубже.

— Двуногий, — Фырк снова подал голос. — Мне не нравится этот пациент. Не в медицинском смысле — в человеческом. Слишком самоуверенный. Слишком убеждённый в собственной правоте. Такие обычно мешают лечению больше, чем сама болезнь.

— Я знаю, Фырк. Но это не повод отказывать ему в помощи.

— Не говорю, что повод. Просто предупреждаю — будет весело.

Следующие несколько часов прошли в привычной больничной рутине.

Две плановые операции — удаление паховой грыжи у пожилого мужчины и аппендэктомия у молодой женщины. Ничего сложного, ничего экстраординарного. Просто работа. Чёткие команды, слаженные движения, знакомый запах антисептика и гудение ламп над операционным столом.

Семён ассистировал на обеих операциях, и я с удовлетворением отметил, как сильно он вырос за последние месяцы. Его руки больше не дрожали, движения стали уверенными, взгляд — сосредоточенным. Он предугадывал мои действия, подавал инструменты до того, как я успевал их попросить.

— Хорошая работа, — сказал я ему после второй операции, когда мы мыли руки в предоперационной.

— Спасибо, Илья, — он покраснел от удовольствия. — Я стараюсь.

— Вижу. Продолжай в том же духе.

После операций — обход.

Сергей Петрович Орлов, отец Вероники, всё ещё лежал в реанимации, но его состояние медленно улучшалось. Давление стабилизировалось, печёночные показатели ползли вниз, сознание… сознание оставалось мутным, но уже не таким безнадёжным, как неделю назад. Он узнавал людей, отвечал на простые вопросы, иногда даже пытался шутить — правда, шутки получались невпопад, но сам факт их появления был хорошим знаком.