Лекарь Империи 12 (СИ) - Лиманский Александр

Кобрук вздохнула.

— Барон, у вас есть ресурсы для организации такого мероприятия?

— У меня? — он посмотрел на неё как на ребёнка, спросившего очевидную глупость. — У меня есть связи, деньги и амбиции. Это больше, чем нужно. Делаем! Немедленно!

Прошла неделя.

Неделя лихорадочной подготовки, бесконечных согласований, звонков и встреч. Барон фон Штальберг развил такую бурную деятельность, что иногда мне казалось — он не спит вообще. Каждый день он появлялся с новыми идеями, новыми предложениями, новыми контактами.

Объявление о конкурсе опубликовали в «Имперском медицинском вестнике», разослали по всем гильдиям целителей, разместили в газетах и на афишах. Я лично составил текст задания, тщательно анонимизированную и отредактированную историю болезни.

Срок подачи заявок — две недели.

Казалось, этого мало. Казалось, нужно больше времени.

Я ошибался.

В этот день я шёл по коридору после обхода, когда меня догнал Семён Величко. Он выглядел взволнованным — щёки раскраснелись, глаза блестели.

— Илья! — он почти бежал, чтобы не отстать. — Подожди!

Я остановился.

— Что случилось?

— Ничего не случилось. То есть… — он замялся, переминаясь с ноги на ногу. — Я хотел сказать… Я это сделал. Подал заявку. На твой конкурс.

Я улыбнулся.

— Молодец, Семён.

— Правда? Ты не думаешь, что это… ну… самонадеянно? Я же ещё ординатор. Всего лишь адепт. Там будут Мастера, магистры, опытные специалисты…

— И что? — Я положил руку ему на плечо. — Ты показал, на что способен. С Боренькой, с гипотермией. Ты умеешь думать, умеешь принимать решения, умеешь брать ответственность. Это важнее, чем звания и выслуга лет.

— Ты так думаешь?

— Я так знаю. Это правильное решение, Семён. Я в тебе не сомневался.

Он просиял. Открыл рот, чтобы что-то ответить…

И тут из-за угла буквально вылетел барон фон Штальберг.

Он был… ну, как бы это сказать… В экстазе. В эйфории. В состоянии, близком к истерике счастья. Его обычно аккуратно уложенные волосы торчали во все стороны, галстук съехал набок, глаза горели безумным огнём.

— Разумовский! — он кричал ещё с середины коридора, размахивая какими-то бумагами. — Вот вы где! У меня для вас новости! Феноменальные новости!

Он подбежал к нам, тяжело дыша, и остановился, пытаясь отдышаться.

— Заявки! — выпалил он. — Мы только вчера закрыли приём! Вы не поверите, сколько их!

— Несколько сотен? — предположил я.

Штальберг рассмеялся. Громко, почти истерично.

— Сотен! Сотен, он говорит! — он повернулся к Семёну, как бы ища поддержки. — Слышали? Сотен!

— Тогда сколько? — спросил я, начиная понимать, что недооценил масштаб происходящего.

— Тысячи! — Барон потряс бумагами у меня перед носом. — Разумовский, ТЫ-СЯ-ЧИ! Тысяча двести сорок семь заявок, если быть точным! Со всех уголков Империи! От столичных целителей до сельских лекарей из провинций, о которых я даже не слышал!

Семён, стоявший рядом, побледнел.

— Тысяча? — переспросил он слабым голосом. — Тысяча человек хотят попасть в команду?

— Не просто хотят! — Барон воздел руки к потолку. — Они жаждут! Они мечтают! Они готовы на всё ради шанса работать с Мастером Разумовским! Это ажиотаж! Безумие! Это… это…

— Это проблема, — сказал я тихо.

Штальберг осёкся.

— Проблема?

— Тысяча двести заявок. Каждую нужно прочитать, оценить, сравнить с другими. Отобрать пятнадцать-двадцать лучших. Это… — я быстро прикинул в уме. — Это недели работы. Может, месяцы.

— Ерунда! — Барон отмахнулся. — Наймём помощников! Создадим комиссию! Разделим работу!

— И как вы гарантируете объективность? Как убедитесь, что комиссия не пропустит гения из провинции ради столичного магистра со связями?

Штальберг открыл рот и закрыл его снова. Судя по его лицу, такая мысль ему в голову не приходила.

— Придётся читать самому, — сказал я со вздохом. — Или хотя бы финальный отбор делать самому. Иначе весь смысл конкурса теряется.

Барон смотрел на меня с выражением человека, которому только что сообщили, что праздник отменяется.

— Но это же… это же займёт…

— Много времени. Да. Я знаю.

Я посмотрел на бумаги в его руках. Тысяча двести сорок семь заявок. Тысяча двести сорок семь историй. Тысяча двести сорок семь человек, которые хотят работать со мной.

Грандиозный и сложный механизм, который я запустил, начинал набирать обороты. И остановить его было уже невозможно.

— Ладно, — сказал я. — Давайте начнём. Это будет долгая работа.

Штальберг просиял.

— Да! — сказал он. — Это будет не просто конкурс, Разумовский! Это будет самое легендарное медицинское событие в истории Империи!

Глава 16

Штальберг всё еще размахивал бумагами, его глаза горели тем особенным огнем, который загорается у людей, когда они чувствуют себя причастными к чему-то великому. Тысяча двести сорок семь заявок.

Легендарное событие. Самый грандиозный конкурс в истории Империи.

Я уже начал прикидывать, сколько часов в сутки придётся тратить на чтение этих заявок, когда барон вдруг хлопнул себя по лбу.

— Кстати, Разумовский! — он перебил сам себя с энтузиазмом человека, у которого мыслей больше, чем времени на их изложение. — Раз уж мы здесь, и вы такой гений… у меня есть для вас одно интересное дело. Очень интересное. Хотите?

Я инстинктивно напрягся.

За последние месяцы я усвоил одну важную истину: когда кто-то говорит «интересное дело», это обычно означает что-то, от чего нормальный человек побежал бы в противоположную сторону.

Поездки в другие города, встречи с высокопоставленными особами, операции под прицелом десятков глаз, политические интриги…

— Барон, — сказал я осторожно, — если для этого нужно ехать во Владимир или в столицу — я пас. Мои пациенты здесь. У меня отец Вероники в реанимации, загадочный случай Яны Смирновой, гора заявок на конкурс, и…

— Нет-нет! — Штальберг рассмеялся и отмахнулся так энергично, что чуть не выбил бумаги из собственных рук. — Никаких поездок! Пациент здесь, в вашей больнице. Только что поступил. Я организовал перевод из частной клиники во Владимире.

— Перевод?

Специально перевел его сюда ко мне. Видимо, случай действительно сложный, и вся надежда на то, что я за него возьмусь.

— Да. Его лечили там две недели — безрезультатно. Я решил, что пора привлечь тяжёлую артиллерию, — он посмотрел на меня с выражением охотника, который наконец загнал добычу в угол. — То есть вас.

Я бросил быстрый взгляд на Семёна, который всё это время стоял рядом с видом человека, пытающегося стать невидимым.

Бедняга. Он пришёл поделиться радостью о поданной заявке, а попал в эпицентр очередного штальберговского урагана.

— Семён, — сказал я, — иди проверь состояние Бориса Жорина. Его там выписывают сегодня.

— Конечно, Илья, — он с явным облегчением кивнул и быстро ретировался по коридору.

Я повернулся к барону.

— Тогда, пожалуй, можем посмотреть. Что за случай?

Штальберг просиял.

— Вот это я и хотел услышать! Идёмте, расскажу по дороге!

Мы шли по коридору в сторону приёмного отделения, и барон излагал историю болезни с энтузиазмом человека, который пересказывает захватывающий детектив.

— Владислав Эбергард, тридцать восемь лет. Мой лучший аналитик в финансовом департаменте. Гений цифр, без преувеличения. Два месяца назад начались странные симптомы — слабость, головокружения, периодические боли в животе. Списывали на стресс, переработку. Но неделю назад он потерял сознание прямо на совещании. С тех пор — три обморока, нарушения речи, тремор рук. Частная клиника во Владимире развела руками — «неясная этиология», «требуется дополнительное обследование», «рекомендуем консультацию столичных специалистов», — он презрительно фыркнул. — Консультацию! Как будто я плачу им за консультации!

В приёмном отделении нас встретил дежурный лекарь — молодой парень, которого я знал только в лицо. Он вытянулся по стойке смирно, увидев меня, и начал докладывать, как солдат на плацу.