Наследница чужих богов (СИ) - Погорелова Галина

Наверное, она пошла в мать.

Кайя поклонилась. Сдержанно поприветствовала:

— Госпожа.

Хотела было уйти, но Мириам ухватилась за ее локоть.

— Прогуляйся со мной.

— Мне не позволено с вами разговаривать, госпожа.

Девочка чуть улыбнулась. Заговорчески сузила большие миндалевидные глаза, подмигнула.

— А мы никому не скажем.

Кайя неожиданно улыбнулась в ответ ее наивной шутке.

— Я не думаю…

— Пожалуйста. — Мириам прервала на полуслове, вдруг став серьезной. — Сегодня мой день. Составь мне компанию за трапезой. Я давно хотела тебя увидеть.

Кайя обернулась к Самире, но та все еще не поднимала головы. Неуверенно заметила на ее предложение.

— Как будет угодно госпоже.

— Зови меня Мириам. Я тоже буду называть тебя по имени, Кайя.

Кайя только кивнула.

Маленькая ручка все еще лежала поверх ее локтя. Она сделала попытку отстраниться, но девочка лишь сильнее перехватила предплечье.

— Ты очень красивая.

— Как и вы, госпожа.

Девочка неловко замолчала и Кайя спросила первое, что пришло на ум.

— Вы родились в этот день?

— Да.

За коротким ответом не последовало продолжения.

Мириам медленно семенила рядом, уводя все дальше по незнакомым аллеям, смотря куда-то вперед. Кайя же путалась в противоречивых эмоциях. С одной стороны, она хотела увидеть этого ребенка (относиться как-то иначе к болезненно хрупкой, напоминавшей неоперившегося птенца девушке, Кайя не могла). С другой, ал-шаир недвусмысленно дал понять, что его семья — закрытая территория, ходу на которую для нее нет. Не представил ей сестру лично, ограничил общение с Тамерланом, вовсе убрав племянника из окружения своей ни-адды.

Ей здесь не место.

Стоит уйти. Сослаться на какое-то дело, что-то соврать.

Она хотела напоследок произнести несколько полагающихся по такому поводу фраз, пожелать по диарским традициям светлого доброго пути, но вовремя вспомнила, что уже знала о Мириам со слов ал-шаира.

Их мать скончалась в родах. Восемнадцать лет назад.

Своим рождением это хрупкое дитя убило женщину, что подарила ей жизнь. Ее день — день скорби. Поздравлять тут было не с чем.

Кайя украдкой посмотрела на опущенное лицо девушки.

«…Мириам — дочь правителя».

Она чуть не споткнулась от пришедшей в голову догадки. Столь очевидной, лежавшей все это время на поверхности, но почему-то ускользавшей от ее сознания.

Общая сестра двух ал-шаиров халифата, родное дитя самого сильного диара в их проклятом мире. Но почему она живет здесь, в этом доме? Почему не под опекой своего отца?

Что с ней не так?

Продолжая посматривать на притихшую девушку, Кайя поспешно соображала, пытаясь поймать непослушные мысли. Те отчего-то тянули назад, к еще не успевшему порасти травой прошлому. В мечети каганатских ставок, на проповеди служителей тарикон, куда ее сопровождал приемный родитель. К их поучительным речам, длинным, похожим одна на другую. Менялись служители, но неизменным оставались вступительные слова церковников: поминание во благо тех, кого они боготворили: имен представителей правящих династий: халифа, ал-шаиров, их родителей.

Имя матери ее диара и Мириам…

Вот что не давало покоя.

Его никогда не называли в слух. О ней вообще не вспоминали. Ни в одной из молитв. Словно… ее не было.

Девочка отпустила руку, внезапно с визгом радости сорвавшись с места. Бросилась вперед, к просторной, сложенной из светлых пород камня беседке.

— Даарон!

Ее маленькое тельце без усилий оторвалось от земли. Поймавший мужчина, подхватил за талию, прижал, несколько раз закружив вокруг себя. Мириам широко улыбалась. В глазах светился неподдельный детский восторг.

Она же застыла на месте. По позвонкам медленно поднимался страх, сковывал, отражался в похолодевших руках, сведенных до боли лопатках. Пришедший уже какое-то время осматривал ее не только взором, но и заметной грубой силой, и Кайя внезапно ощутила краткое облегчение, впервые порадовавшись, что на ней печать ал-шаира, что ее мысли закрыты, а глаза лишены яркой ртути.

Мириам вспомнила о ее присутствии, поспешно представив брату. Только услышав свое имя, Кайя поклонилась, ответила коротким приветствием. Стараясь не встречаться ни с кем взглядом, она быстро произнесла.

— Позвольте вас оставить.

Попятилась назад, но почти сразу вновь замерла. Постороннее внимание коснулось лица, внаглую перемещалось по телу, блестевшим под солнцем светло-русым волосам. Посмотрев за спины все еще стоявших рядом детей халифа, она напоролась на чей-то взгляд. Глубокий, черный, с едва заметным из-за теней отливом цвета красной земли.

— Кайя, рада представить тебе моего духовного наставника, давнего друга дома Алман. — Мириам повторно ухватилась за ее руку, потащила вперед.

Светлейший муфтирий Пути — Лавим аль Фариза.

Кайя машинально опустила голову, кажется, сумела что-то сказать в ответ, но отвести взгляд на сей раз не получалось. Он сам возвращался вперед, к сидящей за невысоким столиком фигуре уже знакомого ей старца, к темно-коричневой рясе с богатой вышивкой, к массивному знамению тарикон в виде солнца, зажатого в ладони правой руки, своему отражению в его глазах цвета кровавой ночи.

В глазах красной земли.

Глава 26

— Милостью Единого, мне так приятно повстречать тебя вновь, Кайя.

Священнослужитель поднялся. Из-за стола полностью выходить не стал, но чуть протянутая вперед рука, в которой все еще оставалось зажатым массивное знамение тарикон, давала понять, чего от нее ждут. Следовало подойти, припасть на одно колено, коснуться руками подола рясы, дождаться, пока церковник осенит чело золотым солнцем и только после этого встать. Приветствие любого служителя Пути выглядело именно так, в независимости от сана, но Кайя все равно не решалась сделать шаг навстречу.

Кажется, священнослужитель наслаждался ее смущением и не спешил заполнять возникшую паузу. Его темно-карие глаза редкого оттенка с красноватым отливом могли испугать, как и высокое церковное положение, но останавливало другое. То, как он на нее смотрел: вызывающе, пристально, оценивая не только внешность, едва стыдясь прямого взгляда, при том вряд ли кто-то из присутствующих кроме нее заметил бы в том недозволенное. Сын халифа не удостаивал церковника и толикой внимания, игнорировал, а вот Мириам, напротив, преданно заглядывала в лицо, не замечая ни мрака внутри этого человека, ни его черной души.

И его голос. Еще недавно, при первой встрече, он показался знакомым, сейчас же только заставлял цепенеть.

Кайя попыталась успокоиться, вернуть себе прежнее самообладание. Да и что могло их связывать: безродную леварку с сомнительным происхождением и представителя высшего духовенства халифата, муфтирия Пути, чьи собраться на ее памяти ни разу не посетили удаленных степных ставок. Единственный правильный ответ — ничего, и иначе быть не может. Но почему же тогда кричит ее разум? Почему так колотится сердце, требует сорваться с места, бежать, спрятаться, забыть о любых приличиях и просто уйти?

Почему ей так больно на него смотреть?

Немного склонив голову, она почти опустилась на колени, но заметила, как уголок плотно сжатых губ дернулся вверх, глаза сузились, и в этой короткой эмоции вместилось столько всего: презрение, высокомерие, даже ненависть. Касаться его рясы, тем более позволить, чтобы этот старик коснулся ее в ответ Кайя не могла.

Сохранив остатки благоразумия, вложив в свои действия как можно больше наигранного почтения, она отошла, заменив традиционное приветствие на еще один короткий поклон.

— Располагайся здесь, Кайя.

Мириам по-хозяйски подтолкнула ее к столу, усадив на место рядом с собой, как раз напротив церковника. Сын халифа оказался во главе небольшого застолья, но на нее больше не смотрел.

Пока церковник как ни в чем ни бывало вернулся к трапезе, а Мириам что-то увлеченно рассказывала брату, Кайя украдкой принялась изучать обстановку. На столе находилось только два комплекта приборов, из чего она сделала вывод, что приход старшего брата стал для Мириам неожиданным, как и ее появление.