Наследница чужих богов (СИ) - Погорелова Галина

Самира вела себя, как и раньше: замкнуто, отстраненно. В ее сторону не смотрела, кроме приветствия ничего не произнесла, сделав вид, что не заметила ни припухших красный губ, румянца на щеках, ни блеска в глазах. Кайя порадовалась такой деликатности, особенно тому, что сегодня досугом занималась ее служанка, а не Маит. Встретиться с варнийкой после всех откровений, которыми та оголила душу, посмотреть ей в лицо, оставив за спиной эту яркую ночь с диаром, она была еще не готова.

Но и постоянная замкнутость Самиры отдавала горечью. Кайе, с ее миролюбивым покоем, хотелось простого, непривычного для нее самой общения, беззаботности, смеха. Хавирка же на роль собеседницы не годилась, но молчать и дальше становилось невыносимо.

Отложив гребень, Кайя присела напротив возившейся с подушками женщины, через улыбку позвала.

— Самира…

— Да, госпожа, — хавирка лишь на миг оторвала взгляд от работы, встретившись запавшими, усталыми глазами с ее лучистыми.

— Поделись со мной, что тебя беспокоит?

— Все в порядке, госпожа.

— Рассказывай…

— Ничего, моя госпожа. — не смотря в ее сторону, суетливо ответила женщина. — Простите, если чем огорчила вас. Все понимаю и сама, что слишком стара для первой прислуги, вижу, вы часто мной недовольны.

Кайя поспешила успокоить.

— Глупости, Самира. — перехватив сухую морщинистую кисть, она ненадолго сжала ее в своей руке. — Последнии месяцы выдались трудными. Но ты была рядом, как умела. Я это ценю.

Хавирка неловко кивнула на ее слова, и Кайя ненадолго умолкла.

Правду о разоренном доме она ей так и не сказала. Самира все еще жила в благостном неведенье. Когда-то придется открыться, рассказать о случившемся, чтобы и она могла свыкнуться с новой жизнью, оплакать Харима, с кем всегда была близка. Придется, но точно не сейчас.

Самира тяжело вздохнула, и Кайя ухватилась за ее эмоции.

— Ну же, говори. Я же вижу, что-то тебя расстраивает.

Услышать подобное в ответ она не ожидала.

— Домоправитель сегодня не в духе. — Самира коротко покачала головой. — Срывается на всех, никому проходу не дает. Вот и мне досталось…

При упоминании Маит улыбка сошла. Кайя чуть нахмурилась.

— Она переживает за юную госпожу. — внезапно добавила служанка.

— Что-то случилось с Мириам?

— Не знаю. Но госпожа со вчерашнего утра не выходит из своих покоев. Слуги болтают, что ей нездоровится.

Откинувшись на спинку кровати, Кайя прикрыла глаза. Эгоистично попыталась вновь вернуть состояние безмятежности. Так не хотелось идти, терять обретенный мир внутри, но беспокойство уже пробиралось в мысли, задевало дремавшую совесть, что вовсе позабыла в эти дни про Мириам. Все же девочка успела стать кем-то важным, откликалась в сердце если еще не дружбой, то искренним состраданием. Напоминала ей себя.

— Я проведаю ее.

Собрав подсохшие волосы в высокий узел, Кайя решительно встала.

В полутемном коридоре она привычно направилась к дверям Мириам, но сама не заметила, как замерла у пустых покоев ал-шаира.

«Рэм…» — пронеслось в сознании.

До чего же приятно было пробовать его имя на вкус. Как необычно и смело оно звучало на ее губах. Резало блеском, своей вибрацией где-то в груди.

От воспоминаний о диаре тело непроизвольно наполнилось теплом, вдоль позвонков побежала сладкая дрожь, похожая одновременно на ласку и сдавленную боль. Лица коснулась все та же глупая улыбка, и в эту секунду Кайя вдруг осознала, что именно чувствовала, почему ей так хотелось петь. Нашла верное слово.

…Счастье.

Неуловимое глупое счастье. Слепое, доверчивое, и потому такое уязвимое.

Подарив себе еще несколько мгновений наедине со своими эмоциями, она прошла дальше.

В гостиной покоев сестры ал-шаира ее встретили три приближенные служанки и средних лет черноволосый мужчина, диар, лекарь Мириам, которого Кайя уже видела несколько раз. Маит же, к ее облегчению, отсутствовала.

— Доложите госпоже о моем приходе.

— Сожалею, ни-адда, — бесцветным голосом ответил мужчина, — вам придется прийти в другое время. Госпожа отдыхает…

— Кайя… — раздалось из глубины покоев, и, не дожидаясь разрешения со стороны лекаря, она обошла прислугу, юркнув в темноту спальни.

В комнате скопился удушливый мрак, воздух казался спертым, прогнившим. Едва переступив порог, Кайя шагнула к наглухо зашторенным окнам, собираясь впустить свет, прохладу первых осенних дней, но Мириам тихо запротестовала.

— Нет, не трогай… — на постели едва угадывалось маленькое съежившееся тело поверх темных покрывал, подтянутые к животу колени, собранные в две тугие косы черные пряди. — Я приняла настой. Скоро усну. — объяснила она, похлопав маленькой ладошкой рядом с собой. — Побудь со мной немного.

Кайя забралась на постель. Показалось ей или нет, но по тонким девичьим рукам пробежали судороги, гнилой воздух пробудился болезненной пульсацией, почти сразу растворившись в тишине.

Девочка лишь сдавленно простонала.

Бережно погладив черные волосы, привыкнув к темноте, она уже лучше видела ее бледные щеки, дребезжанье ресниц на закрытых веках, темные круги под глазами, что проступали даже в мраке комнаты. Мириам изводил не приступ. Еще не приступ. Это Кайя почувствовала. Но что-то пугающее разрасталось вокруг юного тела. Что-то тянулось к этому ребенку, пыталось обвить узловатыми щупальцами, впиться невидимыми клинками в измученную плоть.

— Скоро придет боль. У меня осталось несколько дней, Кайя, — будто почувствовав последние мысли, прошептала Мириам.

— Мне жаль. Но ал-шаир поможет тебе. — попытавшись отвлечь от дурного предчувствия, заговорила Кайя. — Все образумится. Ты справишься. Вытерпишь. Ты сильная, Мириам. Намного сильнее, чем думаешь сама.

— Прости, что омрачаю наше счастье.

— Я порадуюсь, когда ты будешь здорова, — она осторожно обняла девочку.

Мириам перебила:

— Не буду, Кайя. Во мне это навсегда. — ткнув двумя пальцами себе в грудь, она возбужденно продолжила. — И я только мешаю… Не понимаю, почему Рэм не позволил мне умереть еще в младенчестве? Так было бы лучше. Для всех. Для него…

Кайя отрицательно покачала головой, но не решилась отвечать в слух.

— Тебе стоит уйти, — отчего-то настойчиво потребовала девочка, — если хочешь успеть к началу торжества.

— Я лучше посижу с тобой.

— Нет, я действительно хочу, чтобы ты пошла. Хочу, чтобы увидела и другие стороны нашей жизни. — продолжала настаивать Мириам. — Ты познала нас — диаров — в дни траура и скорби. Но мы умеем быть другими, Кайя: веселыми, азартными. — мрак озарился короткой улыбкой на бледном лице. — А что у нас за танцы, песни…

На какое-то время Мириам заразилась с присущим ей увлечением, превращая любую тему в яркий рассказ. В мельчайших подробностях описывала Кайе традиции и особенности диарской культуры, наполняла слова красками так, словно сама проживала образы в своей голове. Ее звонкий голос становился тихим, размеренным. Лекарственный настой постепенно унимал тревоги, дарил передышку перед скорым приступом.

— Иди, пожалуйста. — напоследок, сквозь сон, попросила она. — Порадуйся за нас двоих.

Кайя только кивнула, но с места не двинулась.

Подождав, пока Мириам уснет, она еще долго рассматривала напряженные черты, правильные, мягкие, познавшие боль так рано. Вглядывалась в почти детское лицо, угадывая за кровью диаров смазанный след своего народа. Видела ее красоту, силу, мрак вокруг чистой души, переломанные крылья.

Видела иным зрением.

Не до конца понимая ни мыслей, ни стремительного порыва помочь, защитить искалеченного ребенка, Кайя подалась эмоциям. Позволила собственной силе вести себя. Доверилась сердцу.

Потянувшись к незримой темноте вокруг девочки, вцепившись в эту гниль намертво, она рванула. С таким упорством, что тело тут же прошибло холодным потом, руки налились тяжестью, из носа тонкой струей побежала горячая кровь. Но Кайя игнорировала нарастающую боль. Покуда сила служила ее воле, слетала с пальцев белесыми нитями тумана, она не собиралась уступать темноте, отдавать ей Мириам.