Леона. Книга 2 (СИ) - Яровая Лана

Верхуслава оправила передник и важно прошла вперед, обходя ребят. В сравнении с высокой, массивной дверью домовушка казалась еще меньше, чем то было на самом деле. Она подняла руку, ладонь ее обхватило едва заметное клубящееся сияние, и, по велению крохотной женщины, тяжелая на вид дверь мягко отворилась. Проем подернулся белесой дымкой, смазывая таящиеся за ним образы.

Словцен пораженно перевел дыхание.

Сзади послышались шаги старца. Опираясь на свой посох, Гостомысл прошел вперед, остановился подле плывущего в дверном проеме тумана.

— Удивительную волшбу способны творить домовые, — произнес он с нескрываемым восхищением в голосе.

Верхуслава приосанилась.

— Люди в былые времена могли много больше, — заметила она.

Гостомысл согласно кивнул.

— Будем верить, что однажды нам удастся возродить великую науку чаровства, — сказал он. — Но сегодня нам должно думать о другом!

Старец улыбнулся, поднимая посох.

— Время светлого обряда и доброго празднества! — пророкотал он своим глубоким голосом. — Давно уж наша семья не становилась больше. И коли вы позабыли или, — добавил он, глянув на Леону со Словценом, — не ведаете вовсе — упреждаю: входить дозволено лишь по одному, — произнес он, склонив голову и строго глядя на собравшихся из-под опущенных бровей.

— Дитя, — обратился Гостомысл к Эфилии. — Твой черед в самом конце. Агнеша и Дарий подскажут тебе, когда настанет пора.

Старец развернулся и, опираясь на посох, шагнул в проход, растворившись в белесой дымке.

— Ох, вот жеж чертовщина… — потрясенно выдохнул Словцен.

Леона, пусть и была изумлена не меньшего парня, тихонько толкнула его локтем в бок.

Собравшиеся выстроились вереницей и, шагая вперед, стали друг за другом исчезать в тумане. Наконец настал черед Леоны. Она взволнованно приблизилась к зачарованному проходу, нерешительно замерев на пороге.

— Не боись, — шепнула ей Верхуслава и ободряюще улыбнулась.

Леона вздохнула, улыбнулась в ответ и сделала шаг вперед. На доли мгновенья ей показалось, что она погрузилась в прохладный кисель, тонкими струйками пробежавший меж пальцев. Но уже в следующий миг, она вышла в небольшой избушке с распахнутой на улицу дверью, через которую выходили наружу те, кто миновал переход прежде нее. Голова кружилась, как если бы она долго крутилась на месте. Леона оглянулась: за ее спиной клубился такой же белесый туман, и сквозь мутную пелену можно было разглядеть очертания оставшихся в избе ребят. Кто-то приблизился по ту стороны завесы, и она скорее отошла с дороги, освобождая место следующему.

Через несколько мгновений появился растерянный Словцен.

Он молча уставился на подругу, и в глазах его застыло немое удивление.

— Ты как? — участливо спросила девушка.

— Нутро все сжало, — сдавленно ответил парень.

— Отойди с дороги, — посоветовала Леона.

Словцен послушно сделал несколько шагов в сторону и перевел дыхание, согнувшись и оперевшись на стену.

— Голова кружится?

— Уже нет, — ответил он, чуть погодя. — А ты как?

— В порядке, — сказала девушка. — По началу тоже кружило. Все идут туда, — кивнула Леона на распахнутую дверь, откуда лился дневной свет и виднелись деревья. — Идем?

Парень разогнулся, бурча:

— Знать бы еще, чего тут творится… — но кивнул.

Друзья вышли наружу, оказавшись в окружении высоких могучих деревьев. От небольшой, видно уж старенькой избушки, которую они покинули, убегала в чащу узкая тропка, где только что скрылся Бойко.

Ребята двинулись за ним. Вокруг порхали пташки, звонко разливаясь многоголосыми трелями. Леона шагала по тропинке, пораженно смотрела на густой, поросший мхами лес, и всем нутром ощущала его древность. Могучий, должно быть, Хозяин охраняет его подступы. Девушка неловко пошарила по карманам, которые пришивала даже к запоне, но ничего не нашла. Кусочек сахара и пару сухарей, припасенные для Флокса, остались в наскоро скинутых портах. Не нашлось у нее для Лешего угощения…

Тропка оказалась короткой и быстро привела их на широко раскинувшуюся поляну, где возвышались два деревянных идола искусной резьбы.

Один из них был словно объят застывшим пламенем: лик его был суров, тело его, мужское, бугрящееся мышцами, сливалось с вырезанными лепестками огня, лижущего его со всех сторон, а в руках он держал земной шар, покрытый неровными пятнами. Второй идол, с прекрасным женским ликом, словно вырастал из бурлящего водного потока, руки его были протянуты вперед, и на раскрытых ладонях распускались деревянные цветы.

Перед идолами возвышалось каменное требище. Выбеленный, расшитый дивными узорами покров, что застилал его, был заставлен скромными яствами: караваи, соль да полные напитков кувшины. Средь них, в самом центре требища, уместился небольшой ларь, сродни тому, из которого Гостомысл ранее доставал живец. А подле — низкая каменная чаша, расписанная чудны́ми знаками и короткий кинжал.

Бойко подошел к идолам и низко, уважительно поклонился, произнося неизвестное друзьям славословие. Даже Леона, зная солларский, не поняла значения прозвучавших из его уст слов. Все собравшиеся выстраивались в круг внутри поляны, и Бойко, поклонившись идолами, присоединился к остальным, встав подле Нежаты.

К друзьям подошел Гостомысл. Остановился рядом, глядя вместе с ними на идолов.

— Это Юрсалия и Хартен, — наконец произнес он. — Боги Соллары.

— О какой Солларе вы говорите?.. — недоуменно нахмурился Словцен. — Что это?

— Их родина, — тихо ответила Леона, кивнув на собравшихся на поляне. — Их и моей мамы…

— Я не понимаю… — Словцену до сих пор было трудно осознать и принять вдруг, что другие миры — не просто древние полузабытые легенды. — Ты говорил это было в далеком прошлом. А теперь проходы разрушены… — недоуменно произнес он, глядя на старца.

— Так и есть, — вздохнул Гостомысл, складывая обе руки на посохе и задумчиво глядя на идолов.

— Но как же тогда…

— Рукотворные проходы и верно были разрушены во время древней войны, — произнес старец. — Но связь между мирами была до них, и осталась после. Особо крепка она оказалась с Солларой.

— Почему? — Словцен пораженно разглядывал идолов — чужие Боги отчего-то пугали его. Они были прекрасны, вызывали трепетное благоговение — да, но пугали…

— Я и сам не раз задавался этим вопросом… — признал Гостомысл и замолчал, задумчиво поджав к верху губы. — Два мира — два брата близнеца… Рожденные в одно время, плывущие близ соседних звезд в просторах бескрайней вселенной, носящие схожие имена, хранящие на себе сродственную друг-другу природу и жизнь… От чего-то Богам угодно, чтобы связь меж ними не прекращалась…

— Если проходов нет, как же люди попадают сюда?

— Думается мне, что раз в оборот миры так сближаются, что незримо касаются друг-друга. Те, кому суждено было оказаться в этот миг на их пересечении, переходят из одного мира в другой. Но я до сих пор не уверен в этом ответе, — печально вздохнул Гостомысл. — А те, кто могут его дать, увы закрылись от людей много веков назад.

— Как это касаются? — недоверчиво спросил Словцен. — Неужто бы мы не увидели, что к нам приближается другой мир.

Гостомысл покачал головой.

— У всего в этой вселенной есть незримая сущность, и она много больше, чем тебе видится, больше, чем может ощутить человек, не связанный с ведовством. Лишь в незримом мире видна вся ее полнота. У кого-то ее сияние едва выходит за рамки тела, у другого же будет стелиться вкруг него на несколько саженей — все зависит от того, сколь силен дух несущего ее существа. Мы и представить не можем, сколь велика сущность целого мира. Но верно достаточно, чтобы они могли пересечься.

— Люди, которые пропадают почти каждый оборот без следа… — начал Словцен.

— Да, — кивнул старец. — Некоторые из них оказываются на Солларе.

— Некоторые?

— Мир, увы, бывает жесток и опасен, друг мой.

Леона не отводила восхищенного взгляда от статуй. В Сольмении идолы Богов принято вырезать иначе — проще. Люди считают, что ни один мастер не сможет передать сколь прекрасны и могущественны Пресветлые Божества, и ежели попытаются — лишь оскорбят их своим несовершенным творением.