Проклятие Серых земель (СИ) - Бриз Виталий

— Никто меня ничем не поил, — я покачал головой. — Сам согласился.

— С чего вдруг? — прищурился белобрысый.

— Ну… так получилось, — я опомнился, что каких-то демонов оправдываюсь перед Вэем, и пошел в атаку: — Лучше расскажи, что вы с Яньлинь делали после того, как глава Мэйсюань меня выгнала?

— Как что? Наслаждались заслуженным призом в купальнях Диких Орхидей. Учились признавать собственные чувства… Ты, кстати, знал, что самое чувственное в женщине — ее губы? Пухлые, чуть приоткрытые, они так и просят поцеловать их.

Я подумал о требовательных губах Ся Мэй и мысленно согласился с белобрысым: целоваться оказалось на удивление приятным занятием. Вот только Яньлинь, воспитанная по законам нашего Дома, не отличалась таким же свободным нравом, как девушки из Цветка.

— Неужто тебе мало прилетело по роже на торжественном вечере? — усмехнулся я.

— Рисковал, конечно. Но удача любит дерзких!

У Вэя был такой самодовольный вид, что я не удержался и метнул в него россыпью энергетических лепестков. Белобрысый с легкостью перехватил их, закрутил вихрем и направил в распахнутое окно. Гений, чтоб его!

— Расслабься, Саньфэн, а то у тебя такое лицо, будто ты собираешься меня прибить.

— Если вздумаешь обидеть Яньлинь — так и сделаю.

Белобрысый без предупреждения запустил в меня вихрь белых лепестков. Отмахнулся я от них, впрочем, без труда.

— Гляди-ка, — насмешливо присвистнул Вэй. — А утреннее… занятие и впрямь пошло тебе на пользу. Ты явно стал лучше чувствовать потоки… окружающего мира.

Следующая атака оказалась быстрее и мощнее, заставив меня попятиться. Смейся-смейся. Через несколько месяцев поглядим, кто лучше освоит фохат Цветка. С такой наставницей, как Ся Мэй, я оставлю белобрысого далеко позади!

Следующие полтора месяца в Доме Цветка промелькнули так быстро, что порой я ловил себя на желании, попросить Чжулуна [божественного змея, управляющего временем, а также сменой дня и ночи] лететь по небесному своду чуть медленнее.

Вэй всерьез вознамерился раскрыть тайны Зеленого Дома и научиться легко использовать различные оттенки фохата. Белобрысый стал настолько одержим своими исследованиями, что временами забывал даже о еде и отдыхе.

Единственная, кому удавалось ненадолго выдернуть его из водоворота расчетов и опытов, была Яньлинь. Каждый день, невзирая на протесты Вэя, она тащила его на прогулку, аргументируя тем, что свежий воздух благотворно влияет на ясность мышления. Насчет «ясности» я сильно сомневался: в глазах белобрысого, когда он возвращался, стоял мечтательный туман, а на губах блуждала многозначительная улыбка, как у дорвавшегося до заветной поляны Оракула. Впрочем, романтическое опьянение быстро сменялось опьянением исследовательским.

Пока Вэй всячески извращался над собственными медианами, Яньлинь получила доступ в лабораторию Цветка и экспериментировала с новыми зельями и снадобьями. Когда, время от времени я заглядывал к ней, подруга не стесняясь вовлекала меня в свои опыты, шпыняя как нерадивого подмастерья. Определенно, эта парочка стоила друг друга!

Впрочем, мне тоже некогда было скучать.

Парные тренировки с Ся Мэй очень быстро стали еженочными. Я настолько вошел во вкус, что Цветок в шутку называла меня ненасытным мальчишкой, который дорвался до сладкого. Хотя и сама она порой увлекалась настолько, что теряла контроль, и тогда, казалось, я мог делать с ней все, что угодно.

Иногда нас приглашала к себе глава Мэйсюань, и мы медитировали (просто медитировали!) под ее строгим надзором. А затем вместе пили ароматный липовый чай с сухофруктами, беседуя обо всем на свете. Слушая непрестанное щебетание Ся Мэй, глава лишь усмехалась и одобрительно качала головой.

Сестрички Мэй, равно как и остальные девицы, перестали нам докучать. То ли поняли тщетность своих усилий, то ли им приказала глава Мэйсюань, то ли существовало какое-то негласное правило, запрещающее лезть в чужие пары. Я часто ловил их завистливые взгляды, когда мы с Ся Мэй посещали общие собрания или прогуливались в людных местах. Меня такое назойливое внимание по-прежнему слегка смущало. Цветок же лишь теснее прижималась ко мне, снисходительно поглядывая на сестер по Дому, чем еще больше бесила тех.

Ночи, становившиеся все длиннее, принадлежали Ся Мэй, днем же я много внимания уделял индивидуальным тренировкам и медитациям, осмысляя и закрепляя навыки, пробудившиеся в ходе парных занятий. Фохат Дома Цветка с каждым днем слушался меня все лучше и лучше, и вскоре я вполне комфортно чувствовал себя в его поле.

А вот печати Лозы, наоборот, потеряли стабильность, и каждое обращение к ним давалось с большими усилиями. Как сгладить шероховатости перехода между оттенками, я пока не понимал, и практиковал оба, приучая меридианы взаимодействовать с энергией как Лозы, так и Цветка. Уделять внимание печатям обоих Домов побуждало несколько причин, и не последняя из них — то, что магия Цветка в большинстве своем предназначалась для влияния и поддержки и практически не годилась для сражений. Допускаю, что боевые заклинания в закромах главы Мэйсюань тоже имелись, но Ся Мэй ничего об этом не знала, либо скрывала. Неудивительно: пусть наши Дома и заключили дружественный союз, мы все же были для них чужаками. А чужаки есть чужаки — везде и во все времена.

Так миновало полтора месяца, и пришла пора Дунчжи [праздник зимнего солнцестояния].

— Удо [междометие, по смыслу схожее с греческим «эврика», дословно переводится «прозрел Дао»]! — встретил меня радостным воплем белобрысый, когда я ввалился в комнату после утренней пробежки.

— Ты чего?

— Кажется, я понял, как легко переключаться между оттенками фохата. Пока это лишь предположение, но путь в тысячу ли начинается с одного шага…

— Открой мне сию тайну, о великий мудрец!

— Ты просишь о великом знании, ученик, — в тон мне отозвался белобрысый, — но делаешь это без уважения. Даже не принес богатых даров.

Вместо означенных даров я непочтительно стряхнул на Вэя припорошивший ханьфу снег.

— Бестолочь! — возмутился тот. — Разве так обращаются с великим мудрецом?

— Радуйся тому, что есть, — бросил я и начал стягивать ханьфу.

— Ни грамма уважения к таланту. Видимо, этот мир уже движется к своему закату.

— Пока к закату движемся только мы. Может, уже закончишь изображать из себя обезьяньего царя и расскажешь, что ты там придумал насчет перехода между оттенками?

— Внемли, друг мой! И ужасайся разнице между моей гениальностью и твоим ничтожностью!

Я швырнул в белобрысого пропотевшее чжуньи. Тот легко увернулся и продолжил уже без кривляний:

— Давай начнем с основ. Как мы знаем, у каждого Кристалла свой оттенок фохата. Учась с малых лет ощущать энергию определенного оттенка, а позже взаимодействовать с ней, мы настраиваем свои меридианы определенным образом. Как тональность мелодии, если тебе ближе музыка. То есть заклинатели Колючей Лозы могут играть лишь в тональности Колючей Лозы. Но не потому, что так решила природа, а лишь потому, что привыкли играть так. Ты и другие шипы своим примером подтвердили, что заклинатели могут освоить энергетику другого Дома. Спустя время я тоже убедился в этом. Значит, нам это дано в принципе.

Вэй сделал паузу. Пока он не сказал ничего нового, лишь повторил уроки наставника Цзымина.

— Как есть семь ключевых типов фохата, так наше тело изначально несет в себе зародыши семи типов меридианов, или струн. И как любая мышца они нуждаются в тренировке. Соответственно, чем больше типов фохата ты используешь, тем больше струн появляется в твоем теле. По сути, заклинатели Зеленого Дома тем и отличаются от нас, что у них этих струн гораздо-гораздо больше. Это как сравнить эрху и гучжэн [китайские струнные инструменты].

— И каким же образом нам тренировать эти твои «струны»?

— А этого я пока не придумал, — развел руками белобрысый, и мне захотелось его прибить. — Зато я придумал, как легче приспособиться к чужому оттенку, не тратя месяцы на изнурительные тренировки. Ответ проще, чем кажется. Надо подселить в свое тело частицы Кристалла, чью энергию ты хочешь освоить, и дать им подстроить твои меридианы.