Лекарь Империи 12 (СИ) - Лиманский Александр

— Прости за спектакль, Илья, — сказала она, и её обычно строгое лицо озарилось тёплой улыбкой. — Мы долго думали, как тебя поздравить. Цветы? Банально. Торжественное собрание? Скучно. А потом кто-то предложил… — она бросила взгляд на Шаповалова, который невинно смотрел в потолок, — устроить небольшой розыгрыш. Признаюсь, я сначала была против. Но потом подумала — ты заслужил немного волнения. После всего, что было.

По залу прокатился смешок.

— Мы не хотели лезть, пока у тебя была беда с Вероникой, — продолжила Кобрук. — Ждали, когда всё уляжется. И вот теперь…

Она сделала паузу и обвела взглядом зал — накрытые столы, шарики под потолком, довольные лица коллег.

— Центральная Муромская больница гордится тем, что в её стенах работает самый молодой Мастер-Целитель в истории Империи! — её голос стал торжественным, официальным. — Это твоя заслуга, Илья. Только твоя. Ты прошёл путь от никому неизвестного адепта до одного из лучших хирургов города за… сколько? Меньше чем за полгода? Это невероятно. Это беспрецедентно. И мы все — все, кто здесь собрался — искренне рады за тебя.

Она подняла бокал.

— За Мастера Разумовского!

— За Мастера Разумовского! — эхом откликнулся зал.

Я стоял посреди этого всего — посреди аплодисментов, посреди улыбок, посреди искреннего тепла — и не знал, куда деть глаза. Мне было непривычно такое внимание. Я никогда не любил быть в центре, никогда не стремился к славе или признанию.

Я просто делал свою работу.

Спасал людей.

Это было… нормально. Естественно. Не требовало наград и почестей.

Но видеть вокруг счастливые лица друзей и коллег, которые искренне за меня рады, слышать их поздравления, чувствовать их тепло — это было бесценно. Это было то, чего мне так не хватало в прошлой жизни, где я был больше одиноким волком, гением без друзей.

Здесь всё было по-другому.

Здесь я был не один.

Краем глаза я отметил, что Кобрук тактично умолчала о том, КАК именно был подписан приказ о присвоении звания. Не упомянула Императора, не упомянула вообще мою поездку в Москву, не упомянула ничего, что могло бы привлечь лишнее внимание к моей персоне.

Это было разумно. И… правильно.

Шаповалов, стоявший рядом с Кобрук, поднял свой бокал.

— Мастер — это только начало! — провозгласил он. — Увидишь, магистром станешь ещё до тридцати!

Кобрук усмехнулась.

— Не так быстро, Игорь Степанович. Для магистра нужна выслуга лет, а не только гениальность. Есть определённые правила, протоколы… — она бросила на меня лукавый взгляд. — Впрочем, звание Мастера — это уже пропуск в высокие кабинеты. Возможность влиять на политику Гильдии, участвовать в принятии решений. Не думаю, правда, что нашему Илье это интересно.

Они оба посмотрели на меня. Я в этот момент пытался понять, куда деть руки, и смущённо улыбался Веронике, которая стояла рядом и сияла, как начищенный пятак.

— Высокие кабинеты — это не моё, — сказал я наконец. — Мне бы пациентов побольше и бюрократии поменьше.

По залу снова прокатился смех.

Официальная часть закончилась, и праздник перешёл в неформальную фазу. Кто-то подключил телефон к колонке в углу, и по залу поплыла тихая музыка — что-то лёгкое, ненавязчивое, создающее фон, но не мешающее разговорам. Гости разбрелись по залу, собираясь группками у столов с закусками и напитками.

Ко мне то и дело подходили люди — пожать руку, похлопать по плечу, сказать пару тёплых слов. Я отвечал, улыбался, благодарил, и с каждым рукопожатием, с каждым «поздравляю» чувствовал себя всё более странно.

Как будто это происходит не со мной. Как будто я наблюдаю за собой со стороны, из какого-то другого измерения.

В прошлой жизни у меня не было такого. Коллеги уважали меня за профессионализм, но держались на расстоянии. Пациенты благодарили, но быстро забывали. Друзей… друзей не было вообще. Только работа. Только операционная. Только следующий пациент.

А здесь — эти люди. Эти улыбки. Эти искренние глаза.

Это было… странно. И приятно.

Медсестра Наталья Степановна подошла с бокалом шампанского и влажными глазами.

— Илья Григорьевич, — её голос дрожал. — Я так рада. Так рада. Вы заслужили. Каждой операцией заслужили. Каждым спасённым пациентом.

— Наталья Степановна, — я взял её руку. — А вы — лучшая операционная сестра, с какой я работал.

Она всхлипнула, быстро вытерла глаза и убежала, пробормотав что-то про «аллергию на конфетти».

— Двуногий, — прокомментировал Фырк, — ты заставил её плакать. Браво. Теперь весь праздник будет ходить с красными глазами.

— Это были слёзы радости, Фырк.

— А, ну тогда ладно. Хотя я всё равно не понимаю, зачем самки плачут, когда радуются. Нелогично.

— Ты просто не понимаешь людей.

— Я понимаю людей лучше, чем они сами себя понимают. Но иногда ваши реакции всё равно ставят меня в тупик.

Первыми из близких друзей подошли Артём Воронов и Кристина Волкова. Они держались за руки, и на их лицах были такие одинаковые счастливые улыбки, что я невольно улыбнулся в ответ.

— Илюша! — Кристина бросилась ко мне и обняла. — Поздравляю! Ты просто невероятный!

— Эй, эй, — Артём шутливо оттащил её. — Руки убрала от чужого мужчины. У тебя свой есть.

— Ой, да ладно тебе, — Кристина показала ему язык. — Илья — это святое. Его можно обнимать всем.

— Спасибо, Кристин, — сказал я. — Рад видеть, что у вас всё хорошо.

Артём протянул мне руку, и я пожал её. Крепко, по-мужски.

— Поздравляю, Мастер Разумовский, — сказал он, и в его голосе была искренняя теплота. — Честно, немного завидую. Я тут уже сколько лет работаю, а всё ещё целитель второго класса. А ты за тройку месяцев — и сразу Мастер. Но за тебя рад, как за себя. Ты заслужил. Ты… — он замялся, подбирая слова. — Ты лучший хирург из всех, с кем я работал. Без преувеличений.

— Артём…

— Да-да, я знаю, ты не любишь комплиментов. Но это правда. И точка.

Они отошли, освобождая место для следующих поздравляющих. А их было много — целая очередь.

Семён Величко, Максим Фролов и Славик Муравьев — мои «хомяки», как их называли старшие коллеги — подошли втроём. Они выглядели немного смущёнными, но решительными.

— Илья! — Славик, самый шумный из троицы, заговорил первым, не давая остальным вставить слово. — Ты крут! Мы тут все офигели, когда узнали! Прямо вот — бах! — и Мастер! Мастер, представляешь? В твоём возрасте! Это же… это же… — он не нашёл слов и просто махнул рукой, расплёскивая шампанское.

— Славик, — Макс закатил глаза. — Ты залил мне рукав.

— Ой, извини. Но серьёзно, Илья — это же нереально! Я читал статистику — средний возраст получения звания Мастера — сорок три года. Сорок три! А тебе сколько? Двадцать четыре? Двадцать пять?

— Двадцать четыре.

— Вот! Ты побил рекорд лет на двадцать! Это в учебники истории войдёт!

— Не преувеличивай.

— Я не преувеличиваю! Я констатирую факты!

Макс, более сдержанный и серьёзный, положил руку на плечо Славику, заставляя его замолчать.

— Что он пытается сказать, — перевёл он, — это что мы гордимся. Работать с тобой — это… — он замялся, подбирая слова. — Это как учиться у легенды. Каждый день чему-то новому. Каждая операция — урок. Каждый диагноз — открытие. Мы… мы очень благодарны. За всё.

Я смотрел на них — трёх молодых лекарей, которых жизнь свела со мной — и чувствовал что-то тёплое в груди.

Они были хорошими ребятами. Талантливыми. Увлечёнными. С горящими глазами и жаждой учиться. В прошлой жизни у меня не было учеников — я был слишком занят собой, слишком погружён в работу, чтобы тратить время на обучение других. А здесь…

Здесь я понял, что это — одна из самых важных вещей, которые может сделать лекарь. Передать знания. Вырастить следующее поколение. Оставить после себя не только спасённых пациентов, но и тех, кто будет спасать, когда тебя не станет.

— Спасибо, ребята, — сказал я искренне. — Вы тоже молодцы. Все трое.