Лекарь Империи 12 (СИ) - Лиманский Александр

Славик и Макс отошли к столу с закусками, продолжая о чём-то спорить. Но Семён задержался. Он огляделся по сторонам, убедился, что никто не слышит, и наклонился ко мне.

— Илья, — его голос был тихим, почти шёпотом. На лице — выражение серьёзности, которое я редко видел у него. — Можно тебя на секунду?

— Конечно. Что случилось?

— Ничего не случилось. Просто… — он замялся, собираясь с мыслями. — Я слышал разговоры. Про диагностический центр. Тот, который собираются открывать при больнице. Под твоим началом.

Ах, вот оно что.

Новость о диагностическом центре уже просочилась, несмотря на все попытки держать её в секрете. В больнице вообще сложно что-то скрыть — слухи распространяются быстрее вирусов. Один человек услышал, рассказал другому, тот — третьему, и вот уже вся больница обсуждает детали, которые ещё даже не утверждены.

— Это правда? — спросил Семён. — Что ты будешь его возглавлять?

Я кивнул.

— Правда. Но пока ничего официального.

— Я понимаю. — Он сглотнул. — Просто… я хотел бы попробовать. Попасть туда. Работать с тобой в центре — это… это была бы лучшая школа, какую только можно представить.

Он говорил быстро, словно боялся, что я его прерву.

— Я понимаю, что я ещё зелёный. Что опыта мало. Что есть кандидаты лучше, опытнее, с регалиями. Но я готов учиться. Готов работать сверхурочно, браться за любые задачи, делать всё, что скажешь. Просто… просто дай мне шанс. Пожалуйста.

Я смотрел на него — молодого лекаря с горящими глазами и дрожащими руками — и видел себя. Того себя, из прошлой жизни, который точно так же когда-то просил о шансе. Которому этот шанс дали.

— Семён, — перебил я его. — Ты спас жизнь Бореньке. Ты держал его сердце стабильным несколько часов подряд, не дав ему умереть. Ты принял решение идти против Гаранина, когда это было страшно и рискованно. Ты — не зелёный. Ты — лекарь. Настоящий лекарь.

Его глаза расширились.

— Ты… ты так думаешь?

— Я так знаю. Как только центр официально запустят, я объявлю конкурс на позиции. И у тебя будут все шансы, Семён. Готовься.

Он кивнул, и на его лице появилась такая улыбка, что мне самому стало тепло.

— Спасибо, Илья. Я не подведу.

Молодёжь разошлась, и ко мне начали подходить люди постарше. Те, кого я мысленно называл «старой гвардией» — опытные хирурги, заведующие отделениями, люди, которые работали в этой больнице, когда я ещё не родился.

Первым был Игнат Семёнович Киселёв, заведующий всей хирургической службой. Он подошёл ко мне неторопливо, с достоинством, как подобает человеку его положения.

— Поздравляю, Разумовский, — он протянул мне руку, и его рукопожатие было крепким, почти болезненным. — Честно, не ожидал от тебя такой прыти, когда ты только пришёл. Думал — очередной молодой выскочка, который больше болтает, чем делает. Был неправ. Признаю.

— Спасибо, Игнат Семёнович.

— Горжусь, что в моей службе есть такой специалист, — он помолчал. — И не только я. Вся больница гордится. Ты поднял нашу репутацию на уровень, о котором мы и мечтать не могли. Продолжай в том же духе.

Он кивнул и отошёл, освобождая место для Шаповалова.

Игорь Степанович не стал жать руку. Он просто обнял меня — крепко, по-отцовски, как обнимают сына, которым гордятся.

— Я же говорил, — прошептал он мне на ухо. — С самого начала говорил. Ты — особенный, Илья. И это только начало.

— Спасибо, Игорь Степанович. За всё.

— Брось. Это я должен тебя благодарить. Ты спас мне жизнь, карьеру, доброе имя. Если бы не ты… — он не договорил, но я понял. Если бы не я, он сейчас сидел бы в тюрьме, обвинённый в преступлениях, которых не совершал.

Последним подошёл человек, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть. Вениамин Петрович Преображенский.

Тот самый торакальный хирург, который первым разглядел мой талант. Тот самый человек, который поверил в меня, когда я был никем — безымянным адептом, случайно оказавшимся в операционной. Тот самый врач, который позволил мне ассистировать на операции Сеньки Ветрова, с которой началась моя карьера в этом мире.

Он выглядел старше, чем я помнил. Морщин стало больше, волосы поседели почти полностью. Но глаза — глаза были всё те же. Яркие, живые, горящие тем внутренним огнём, который отличает настоящего врача от просто специалиста.

— Вениамин Петрович, — я шагнул ему навстречу. — Я не знал, что вы здесь.

— Не мог пропустить, — он улыбнулся. — Когда узнал, что мой… — он запнулся, подбирая слово, — что Илья Разумовский стал Мастером, сразу позвонил Анне Витальевне. Попросил включить в список приглашённых.

Он положил руки мне на плечи и посмотрел прямо в глаза.

— Я знал, Илья. С самого первого дня, когда ты ворвался в мою операционную. Когда увидел, как ты работаешь, как думаешь, как принимаешь решения. Я знал, что в тебе есть Искра Света. Не та Искра, которой лечат — другая. Та, которая делает человека великим.

Я молчал, не зная, что ответить. В горле стоял ком.

— Не подведи тех, кто в тебя верит, — сказал он тихо. — Нас много. Больше, чем ты думаешь.

Он отпустил мои плечи и отступил на шаг. А я стоял и чувствовал, как глаза предательски щиплет.

Это поздравление было для меня самым важным из всех.

Вечеринка продолжалась.

Вероника смеялась с подругами у столика с десертами, плюшевый Боренька торчал из её сумки, наблюдая за происходящим своими пуговичными глазами. Семён что-то горячо объяснял Славику, размахивая руками. Артём и Кристина танцевали в углу, не обращая внимания на окружающих. Шаповалов травил байки группе молодых ординаторов, которые слушали его с открытыми ртами.

А в стороне от основного веселья, у дальней стены зала, собралась небольшая группа.

Анна Витальевна Кобрук стояла с бокалом в руке, наблюдая за Ильёй, который в этот момент о чём-то разговаривал с Преображенским. Рядом с ней были Шаповалов и Киселёв.

— Ну вот, — Кобрук сделала глоток из бокала. — Хоть один спокойный вечер. Он заслужил этот праздник.

Киселёв кивнул, тоже глядя на Илью.

— Смотрите, как светится. Доволен. Кто бы спорил, заслуживает. Каждый день бы так. А то одни проблемы, проверки, жалобы…

— Это медицина, Игнат Семёнович, — усмехнулась Кобрук. — Проблемы — наш хлеб.

Шаповалов молчал. Его лицо было хмурым, сосредоточенным. Он тоже смотрел на Илью, но его взгляд был другим — не радостным, а задумчивым. Тревожным.

— Я не спорю, — сказал он наконец. — Он заслужил. Но меня беспокоит не то, что он стал Мастером. А то, КТО его назначил.

Кобрук и Киселёв переглянулись.

— Это не просто повышение, — продолжил Шаповалов, понизив голос. — Вы же понимаете. Приказ, подписанный лично Императором. Для никому не известного хирурга из провинциальной больницы. Это… это метка.

Кобрук медленно кивнула. Улыбка исчезла с её лица.

— Да. Знал бы Император, кто он такой на самом деле… — она сделала паузу, подбирая слова. — Он бы скорее всего этого не допустил, либо…

— Либо приказал бы расстрелять на месте, — закончил за неё Киселёв. Его голос был тихим, почти шёпотом. Он нервно оглянулся по сторонам, убедившись, что никто не слышит. — Это большой вопрос, коллеги. Очень большой. И лучше бы нам в него не вдаваться, а то расстреляют нас самих за компанию.

— Он должен знать правду, — упрямо сказал Шаповалов. — Рано или поздно. Нельзя вечно держать его в неведении. Это несправедливо. Это опасно. Если он узнает случайно, от кого-то другого…

— Это не обсуждается, Игорь, — Кобрук перебила его резко, почти грубо. Её голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — Указания были предельно чёткие. Разумовский ни о чём не должен знать. Ни о своём происхождении, ни о том, кто стоит за этим, ни о чем другом. Конец темы.

— Но…

— Конец темы, — повторила она с нажимом. — Это не моё решение и не твоё. Это приказ сверху. С самого верха. И мы будем его выполнять.

Троица замолчала. Каждый смотрел в свою сторону, погружённый в собственные мысли.